Этим летом в лесу целый месяц непрерывно лил дождь. Такого раньше никогда не случалось, звери не знали, что и думать. И почти все были недовольны. Кроме, разве что, водоплавающих.
   У Зябки и Котахты этот период выдался не самым хорошим. Поначалу они старались все так же часто ходить друг к другу в гости, не обращая внимания на дождь. Подбадривали друг друга, уверяли, что скоро это безобразие кончится. Ни один из них не любил дождь. Дождь - это, вообще, такая штука, которая хороша в малых порциях. Например, на один вечер или ночь. Но когда он затягивается на два дня, три дня, неделю и больше - это уж чересчур!
   Котахта особенно переживал, когда у него намокала шерсть. Он поэтому и купаться-то не очень любил. А Зябка легко подхватывал простуду и, когда в один из вечеров вернулся от Котахты хлюпая носом и чихая, решил поменьше вылезать на улицу, пока дождь не перестанет.
   Так получилось, что друзья перестали ходить друг к другу в гости. Они все еще переписывались ежедневно в чате, но, согласитесь, это совсем не то, что живое общение. Из-за отсутствия солнечного света и постоянной сырости в воздухе, настроение у каждого было не самое радужное: оба стали раздражительны, общение сошло к минимуму.
   Прогнозы погоды, которые каждый день проверялись в надежде на просвет, не предвещали ничего хорошего. Метеорологи, судя по всему, сами были обескуражены такими затяжными дождями. Они называли такое явление муссонами, но было совершенно непонятно, что муссоны делают в этих краях.
   Ощущение лета очень быстро потерялось в бесконечных струях воды, льющихся к неба. Вид из окна был одинаково серым в независимости от времени дня. Друзья же, каждый поодиночке, все глубже погружались в себя. Зябка совсем забросил выпечку, целыми днями теперь валялся на кровати с какой-нибудь книжкой или слушал музыку. Котахта тоже погрузился в чтение, а иногда снимал со стены гитару и наигрывал что-то меланхоличное и бессвязное. Шум дождя стал привычным фоном повседневной жизни, его уже очень скоро перестали замечать. А через пару недель стало казаться, что дождь уже никогда не кончится, что так и будет всегда.
   И вот в одно утро Котахта проснулся у себя в дупле, как обычно посмотрел на часы - пять утра! "Странно! - подумал он. - Я никогда не просыпаюсь так рано... Значит, что-то меня разбудило." Он задумался, что же такое могло его разбудить, и через несколько секунд наконец понял: яркий солнечный свет и полная тишина. Это было так необычно после целого месяца дождя, он почти забыл каково это, когда светит солнце.
   Он тут же выскочил из постели и побежал к двери. Распахнув дверь, он увидел, что в дупле напротив на пороге его уже ждет Зябка. Но вид у того был почему-то не радостный, а очень удивленный. Котахта вопросительно посмотрел на друга, но тот ничего не сказал, а только молча ткнул лапой вниз.Котахта послушно посмотрел туда.
   То, что он увидел, поразило его больше, чем что-либо виденное им раньше. Весь лес был пронизан утренним солнцем, в кристально чистом воздухе еще не было птиц, был только свет и стволы деревьев. И эти самые стволы стояли в воде! Насколько хватало глаз под деревьями расстилалась водная гладь. Глубиной метра в два, не меньше. Если приглядеться, то можно было увидеть на дне землю, поросшую травой.
    - Вот это да! - только и смог вымолвить Kотахта.
    - Давай спустимся вниз и посмотрим, - предложил Зябка, уже начиная спускаться вниз по дереву.
    - Подожди-ка! У меня ведь была где-то надувная лодка, - вспомнил Котахта и исчез у себя в дупле.
   Через некоторое время он вышел сам, вытащил вслед за собой лодку, и они кое-как спустили ее на воду. Прихватив палки в качестве весел, они отправились в плаванье.
   Это было самое незабываемое путешествие. На весь лес только и звуков было, что плеск воды от их палок-весел. Полная тишина. Птицы еще не поняли, что произошло, и не успели начать свой концерт. Зато света было хоть отбавляй. Макушки кустов выглядывали из воды, на их листьях поблескивали капли.
    - Как же это так получилось? - через какое-то время спросил Зябка.
    - Ну, видимо, земля уже не могла впитывать столько влаги, поэтому вода стала скапливаться на поверхности, - задумчиво ответил Котахта.
   Зябка перевесился через край лодки и стал разглядывать, что творилось под водой. Трава на дне слегка покачивалась, напоминая водоросли. Для полноты картины не хватало только рыбок, но откуда же им взяться в лесу?
   К обеду они вернулись домой и после такого длинного перерыва наконец-то собрались вместе в дупле у Котахты. Настроение у обоих было отличное, и они стали наверстывать упущенное - болтали обо всем на свете до самого вечера.
   Вода спала окончательно только через три дня. Зябка успел несколько раз искупаться в этом необычном море. Котахта не стал: как мы уже говорили, он не очень любил воду. Птицы тоже достаточно быстро поняли, что к чему, и лес вскоре заполнился своими обычными звуками. А в довершение всего наладилась почта, и вскоре Котахта получил (с опозданием почти в месяц) письмо и посылку от дядюшки. В посылке оказались два дождевика - ему самому и Зябке.
    - Да уж, очень своевременно, - вздохнул Котахта и повесил дождевики на крючок у входа.
   Пусть висят на всякий случай.

@темы: Зябка и Котахта

   Как-то зимним днем Зябка зашел к Котахте. Тот сидел на одной из своих пушистых и мягких подушек, пил ароматный кофе и смотрел в окно. За стеклом все было белым-бело, медленно и тихо падали снежинки, деревья спали, сугробы потихоньку росли. Зябка сел рядом и тоже стал смотреть в окно. Какое-то время они просидели так вдвоем молча. Потом Котахта спохватился и предложил другу кофе. Зябка согласился и, пока Котахта возился у плиты, пытался вспомнить, зачем же он пришел сюда.
    - Послушай, Котахта, - вспомнил он наконец, - а что такое Рождество? Почему все так радуются, когда оно наступает?
    - Я что-то слышал про этот праздник, - ответил Котахта, возвращаясь к столу с чашкой кофе в лапах. - По-моему, это день, в который много лет назад в мире людей родился какой-то очень важный человек. И, хотя он уже давно умер, люди до сих пор отмечают его День рождения. В это Рождество они дарят друг другу подарки, украшают свои дома и готовят много вкусных вещей.
    - Здорово! А давай тоже отмечать Рождество! - предложил Зябка.
   Котахта подумал немного и кивнул:
    - Можно. Только надо выяснить, в какой именно день его надо праздновать.
   - Ты так думаешь? Мне кажется, раз мы все равно ничего не знаем об этом важном человеке, который когда-то там родился, то нам можно назначить праздник на любой день. Разве нет?
    - Хмм... Пожалуй, ты прав, - согласился Котахта. - Тогда предлагаю устроить торжество через неделю, чтобы было время подготовиться.
   На том и порешили. Всю следующую неделю друзья усердно готовились, придумывали украшения для своих жилищ, вспоминали всевозможные рецепты и готовили вкусности.
   У каждого был свой подход. Зябка решил для начала, что ради такого случая можно и прибраться у себя в дупле. Во время уборки он обнаружил под кроватью коробку со старыми игрушками, оставшимися у него с детства. Ими он и решил украсить комнату. После тщательной уборки и с плюшевыми зверями, рассаженными по полкам, дупло и правда стало казаться вполне праздничным.
   Из еды Зябка решил ограничиться выпечкой, так как другого рода готовка ему почему-то не давалась. Поэтому он напек кучу разного печенья, тортиков и кексов. А также достал из запасов банку любимого чая.
   Котахта подошел к приготовлениям более серьезно и обстоятельно. Во-первых, он написал письмо дядюшке, попросив его прислать каких-нибудь вкусностей, побольше сыра и рисовых шариков для Зябки.
   Потом он прибрался в своем и так уже довольно чистом дупле и, достав откуда-то цветную бумагу и ножницы, стал вырезать снежинки и делать гирлянду из разноцветных колечек. Развесив все это по комнате, он остался очень доволен.
   Через пару дней пришла посылка от дядюшки, и Котахта приступил к готовке. Чего только он не придумал: салаты, жаркое в горшочках, на гарнир картошка с грибами и самое его любимое блюдо - курочка под сыром.
   Естественно, все это время друзья не забывали и о подарках. Это стало самой сложной задачей, но, как оказалось потом, ни один не прогадал и подобрал подарок в самый раз.
   В назначенный день утром Котахта постучал в дверь к Зябке. Тот, как всегда, проспал все на свете, но, когда увидел на пороге друга со свертком в лапах, запрыгал от радости.
    - С Рождеством! - сказал Котахта и протянул ему подарок.
   Тут же разодрав обертку на мелкие клочки, Зябка обнаружил внутри очень теплый и очень полосатый шарф. Для Зябки, который всегда очень тяжело переживал зимние холода, нельзя было придумать ничего лучше.
   Подарок для Котахты ждал его на улице. Указав лапой вниз, Зябка, затаив дыхание, ждал реакции друга. Посмотрев в указанном направлении, Котахта увидел под своим деревом новенькие санки с большим бантом сверху. Ужасно обрадовавшись, он обнял Зябку, и они тут же решили испробовать подарки в деле. Зябка завернулся в шарф, и друзья спустились к санкам.
   Все утро они катались по лесу. Светило солнце, у обоих было прекрасное настроение. Они валялись в снегу, много смеялись, играли в снежки. А когда, уставшие и проголодавшиеся, они пришли к Котахте, их ждал там шикарный обед. Просидев за столом до вечера, они умудрились съесть почти все, что было наготовлено. Когда на улице стемнело, а в небе зажглись звезды, они перебрались к Зябке - попить чаю со сластями. Котахта захватил с собой рисовые шарики и гитару. Так что весь вечер прошел под веселые песни.
    - Хорошее было Рождество, - сказал Зябка под конец дня.
    - Да, отличное. Надо будет обязательно повторить, - ответил Котахта и отправился к себе спать.
   Этой ночью, засыпая, каждый уже обдумывал подарок, который подарит к следующему Рождеству. Но с этим можно было не торопиться, впереди был еще целый год.

@темы: Зябка и Котахта

Время бежит вперед, и, как ни старайся,
Не удержать тот короткий бесценный миг счастья,
Когда мы вдруг понимаем, что жизнь не напрасна.
Но сколько бы мы не твердили, что мгновенье - прекрасно,
Все равно, как песок просочится оно сквозь пальцы,
И останемся мы, как киты - океана скитальцы,
Один на один с бездонным Марианским ущельем,
Глядящим на нас с каким-то нездоровым весельем.
Все меняет времени ход, остается нам только
Маленький мир китов, который, словно апельсинная долька,
Даст лишь понять, как безумно-безгранична
Наша вселенная, и настолько же безразлична.

@настроение: это все бродский...

@темы: другое

17:26 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

12:46 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

20:24 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

22:48 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

22:54

по роялю бежали мышки
за роялем сидели кошки
они ели печенье и сушки
а вокруг них летали мошки.

захотелось кошками варенья
то варенье хранилось на полке
там кругами бродили волки
с позапрошлого воскресенья.

рядом с полкой, где было варенье
иногда появлялись еноты
и тогда они пели ноты
волки выли от этого пенья.

и тогда-то храбрые мышки
где рояли и кошки и мошки
растащили печенье и сушки
и серебряные ложки.

мышки грызли, кошки рыдали
от того, что не дали варенья
волки стихли, а еноты пропали
до следующего воскресенья.

@темы: другое

13:57

Вышел месяц из тумана
Вынул ножик из кармана
Буду резать, буду бить
Все равно тебе водить.


- Так не честно! Тебе уже третий раз подряд выпадает, - обиженно воскликнул один.
- Все честно, мы даже твоей считалкой считали, - довольным голосом сказал другой.
- В следующий раз я считаю! - предупредил первый.
- Да ради Бога, - небрежно ответил второй.
Зажглась кнопка вызова лифта.
Первый тихонько вздохнул. Второй, словно улыбаясь, с шуршанием и скрипом открыл свои двери, запуская внутрь пассажира.

12:22 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

   Как-то погожим летним днем, Котахта зашел в гости к Зябке. Тот усадил его за стол и достал из холодильника большой кувшин домашнего лимонада.
   - Чем занимаешься? - спросил Котахта.
   - Да так, всем понемножку, - ответил Зябка, разливая лимонад по высоким стаканам. - Читаю, кино смотрю, в игрушки играюсь. А что?
   - Просто я вчера открытку от дяди получил. Аж из Норвегии. Он там путешествует, жил несколько дней в палатке в лесу, расписывал как это замечательно.
   - Норвегия? А там разве не холодно? - спросил Зябка.
   - Сейчас лето, там тепло, - заверил его Котахта. - Так я вот что подумал: может и нам с палаткой куда-нибудь пойти? Не далеко и не надолго, но просто чтобы попробовать. Как тебе идея?
   - Прекрасная мысль! - воскликнул Зябка. - Конечно пойдем! - тут он вдруг замолчал и уже совсем другим тоном добавил. - Но у нас же нет ни палатки, ни мешков спальных...
   - Об этом не беспокойся, - сказал Котахта. - Я еще в прошлом году закупился всем этим добром. Как раз после того, как мне дядя из Канады прислал такую же открытку. Но все как-то не решался на такое приключение.
   Зябка вздохнул: он понял, что если бы Котахта не бы таким домоседом, то они бы еще прошлым летом отправились бы в поход. Но ничего уж теперь не поделаешь. Зато теперь у них может все очень даже неплохо получиться.
   - Ну так это же просто замечательно! - обрадовался Зябка, отогнав от себя грустные мысли. - Когда идем? Завтра?
   - Нууу, можно у завтра, - нехотя согласился Котахта.
   Все-таки он был страшный домосед, и спонтанные решения и движения давались ему с трудом.
   - Ты когда-нибудь ходил в поход? - поинтересовался Зябка. - Не знаешь что нужно брать с собой?
   - Я точно знаю, что надо будет разжигать костер, потому что на нем надо будет готовить еду и еще потому что ночью в лесу бывает холодно. Так что, наверное, надо будет взять с собой спички, побольше всяких продуктов и теплую одежду.
   - Теплую - это зимнюю? - не понял Зябка. - Шарф и шапку, что ли?
   - Нет, - усмехнулся Котахта. - теплого свитера будет достаточно. Хотя... - он посмотрел на короткий мех Зябки, - возьми на всякий случай шапку и теплые носки, ты же у нас вечно мерзнешь. Ну а я пойду собираться к себе, - сказал он и ушел.
   Весь оставшийся день Зябка потратил на то, что перерыл все что можно было у себя в дупле, каждые пять минут заглядывая к Котахте с вопросом - а надо ли это брать. Котахта уже сам был не рад, что предложил эту затею. Зябкин энтузиазм и тяга к приключениям были ему чужды, но отступать было уже поздно. Поэтому он тоже приступил к сборам. Он делал это совсем по-другому: для начала он сел за стол и, хорошенько подумав, составил список всего, что могло бы ему понадобиться в походе. Затем он достал большой рюкзак, положил его посередине дупла и стал стаскивать к нему все вещи из списка.
   К вечеру оба друга были готовы к путешествию. Уставший, но чрезвычайно довольный Зябка сидел у Котахты в гостях. Оба пили горячий шоколад из больших разноцветных кружек и обсуждали маршрут похода.
   - Я предлагаю пойти на запад, - сказал Зябка.
   - Почему? - спросил Котахта.
   - Помнишь филина Гуамоко? Он рассказывал, что живет где-то к западу отсюда. Можно будет найти его дом, зайти в гости и поспрашивать насчет тамошних мест. Уж он-то должен знать лучше, что там есть.
   - Мда? - с недоверием произнес Котахта.
   Ему понравилась идея навестить хорошего знакомого, но вот перспектива идти куда-то дальше после этого..?
   "Эх," подумал он про себя, "раз уж я взялся за это дело, то надо довести до конца. В поход так в поход! К тому же, может к тому времени, как мы отыщем дупло филина, Зябке уже надоест путешествовать. Или мне, наоборот, понравится."
   - Ну хорошо, пусть будет запад, - согласился он. - А теперь допивай шоколад и отправляйся к себе - надо получше выспаться, завтра нам предстоит дальний путь.
   Зябка послушно допил в два глотка оставшийся шоколад и ушел к себе. Дома, лежа в постели, он еще долго не мог уснуть от возбуждения, которое овладело им в предвкушении предстоящего приключения. Но в конце концов, он все-таки уснул.

@темы: Зябка и Котахта

   Лев Николаевич Игнатьев пришел на кухню и щелкнул электрическим чайником. Тот, чуть подумав, начал шуршать и хрипеть, а Лев Николаевич подошел к открытому окну, отдернул занавеску и выглянул наружу. На улице было приятное летнее утро. Высокие тополя, росшие во дворе в количестве пяти штук, распространяли вокруг себя пух в огромных количествах. В остальные времена года деревья радовали глаз, но в начале лета неизменно приносили страшное неудобство жителям близлежащих домов. Вот и сейчас, только высунув голову в окно, Лев Николаевич чихнул от попавшей в нос пушинки. Он помахал перед лицом рукой, отгоняя надоедливый пух, достал из кармана штанов сигарету и зажал ее в зубах. Не найдя при себе зажигалки, он окинул взглядом кухню в поисках хотя бы спичек. Те лежали на тумбочке рядом с плитой, и, закурив, Лев Николаевич снова высунулся в окно.
   Разные мысли проносились в его голове пока он курил. В основном они касались завтрака и никак не закипавшего чайника. И вдруг одна очень четкая и яркая мысль, совершенно иного характера, посетила его: " А не стать ли мне художником?" Но тут закипел наконец чайник, и все смешалось в голове Льва Николаевича. Он затушил сигарету, выкинул ее в окно и решил обдумать эту новую мысль после завтрака.
   Затем он насыпал себе в кружку растворимого кофе "три в одном", залил кипятком и вытащил из холодильника недоеденную вчера гречневую кашу с тушенкой. Не разогревая, он молча сжевал эти остатки, запивая их горячим и безвкусным кофе. Когда каша закончилась, он закурил снова и стал обдумывать посетившую его ранее мысль. Из окна доносилось вялое чириканье птиц - для десяти часов утра было слишком жарко, - да парочка детей весело возилась в песочнице внизу. Лев Николаевич задумчиво затягивался, так же задумчиво стряхивал пепел в тарелку из под каши и пару раз подносил к губам пустую чашку, каждый раз удивляясь, что кофе уже кончился.
   "Ведь в этом нет ничего сложного" - думал он. - "Не надо обладать никакими выдающимися способностями. Достаточно заявить, что это мое личное видение, и все. Среди творческих людей полно чудаков и им прощают любые выходки, называя их принципиально новым направлением в живописи."
   Продолжая думать в том же духе, он помыл посуду, закрыл окно и, придя в комнату, включил компьютер. Пока тот загружался, он кое-как заправил постель, накинув сверху старый плед. За компьютером он тут же полез в интернет проверять почту. Из писем был только спам и напоминание, что через три дня отключат интернет, если Лев Николаевич не пополнит счет. С тоской подумав, что счет пополнять не на что, он решил, что последние три дня потратит с максимальной пользой. Поэтому последующий час он провел на разных сайтах и форумах в поисках какой-либо информации об изобразительном искусстве. В конце концов, запомнив с десяток имен и не вполне понятных, но очень убедительно звучащий терминов, Лев Николаевич решил, что он готов.
   Потом он попытался восстановить в памяти все, что знал о внешнем виде художников. Решительно открыв шкаф, он стал рыться там в поисках не новой и достаточно потертой одежды. Такой оказалось большинство, так что пришлось еще и выбирать. Подобрав что-то боле-мене подходящее, он покопался еще, в надежде на берет и шарф. Почему-то он был твердо уверен, что эти атрибуты во многом помогут ему с карьерой художника. Берета не нашлось, зато отыскался старый полосатый шарф. "То, что нужно!" - решил Лев Николаевич и, не смотря на то, что на дворе было лето и 20 градусов тепла, он намотал шарф на шею.
   Найти художественные принадлежности вроде бумаги и кисточек оказалось гораздо труднее. Ни старых альбомов для рисования, ни самых завалящих кисточек в квартире не оказалось. В итоге ему пришлось довольствоваться несколькими чистыми листочками, сложенными в картонную папку, и огрызком карандаша.
   В прихожей он натянул старые пыльные ботинки и задержался на минуту, чтобы взглянуть на себя в зеркало. "Вполне прилично для свободного художника" - решил Лев Николаевич и вышел из дома.
   Здесь, наверное, следует пояснить, почему Льву Николаевичу вдруг пришла в голову столь странная мысль и почему он с таким рвением принялся за ее осуществление. Дело в том, что Лев Николаевич Игнатьев уже который месяц подряд не мог найти себе подходящую работу. Он изо всех сил старался, проходил различные собеседования, но, к сожалению, ни в одном месте он не задерживался дольше недели. Все упиралось в то, что он не был наделен какими-нибудь выдающимися талантами, да еще к тому же был страшно рассеян. Поэтому даже на самой несложной, казалось бы, работе он непременно делал кучу ошибок в виду своей забывчивости. Единственным положительным его свойством был неистребимый оптимизм. Это помогало ему не впадать в отчаяние и раз за разом выдумывать все новые планы и пытаться их реализовывать.
   Итак, открыв тяжелую дверь подъезда, Лев Николаевич вышел в большой мир, улыбнулся жарким лучам солнца, вдохнул полной грудью, но тут же закашлялся от вездесущего тополиного пуха. Несколько огорченный таким началом, он зашагал к метро. Что делать дальше, он представлял себе весьма смутно. Понятно было лишь то, что ему надо что-нибудь нарисовать. Но что делать с этим дальше? "Сначала нарисую, а потом что-нибудь придумаю," - решил он. Купив на кончающиеся деньги билет на метро, он сел в вагон и начал думать о сюжете своего будущего шедевра.
   Сначала он хотел рисовать портреты, но не понятно было каких именно людей нужно было рисовать. А изображать кого попало казалось ему неправильным. "Тем более," - подумал он, - "люди могут обидеться, если им что-то не понравится в их портрете." Поэтому решено было рисовать неодушевленные предметы. И тут его осенило: "Пейзажи! Известные виды города! Их потом можно будет продавать туристам на бульваре. Это же не фотография какая, сфотографировать всякий сможет. А у меня будут эксклюзивные работы..."
   Размечтавшись, Лев Николаевич чуть не пропустил нужную остановку. Выйдя на набережную, он решил начать с самого известного здания в Москве - с Кремля. Устроившись поудобнее на нагретом солнцем каменном парапете, он стал с умным видом водить карандашом по бумаге. Спустя полчаса усердного сопения он вытянул перед собой руку со своим творением и некоторое время любовался им. "Я, конечно, не эксперт, но по-моему для первого раза вполне неплохо," - наконец заключил он.
   Встав с парапета, он повернулся в другую сторону и прошел немного по набережной. Выбрав новое место, он принялся за Храм Христа Спасителя. Еще через сорок минут был готов новый шедевр. Вслед за Храмом пристальному вниманию Льва Николаевича подверглись Собор Василия Блаженного, Большой Театр и, почему-то, памятник Пушкину. На этом он решил, что на сегодня хватит и, сжимая под мышкой свою папку, направился на Гоголевский бульвар. По дороге ему встретился киоск с пирожками и Лев Николаевич решил, что заслужил своим тяжким трудом хотя бы сосиску в тесте. Денег в кармане после этого почти не оставалось.
   "За работой я совсем не заметил как пролетело время и напрочь забыл о еде" - думал он, жуя на ходу сосиску. - "Вот что значит вдохновение!"
   Оказавшись, наконец, на бульваре, он увидел, что там уже выставлены в ряд работы других художников. Между ними важно и медленно прохаживались люди очень похожие, по мнению Льва Николаевича, на туристов. "Вот и отлично. Мои работы придутся здесь как раз к месту. Где тут моя папочка..?" И только сейчас он заметил, что под мышкой у него подозрительно пусто.
   Он резко остановился и несколько секунд не мог осознать что случилось. "Я потерял папку!" - пронеслось у него в голове. - "Со всеми моими рисунками! Господи, как же я мог? Но где? Где?!" И тут он понял - он оставил ее у киоска с пирожками. Развернувшись, он бегом помчался обратно, но когда прибежал туда, папки нигде не оказалось. Лев Николаевич понимал, что это уже скорее всего непоправимо, но на всякий случай спросил у продавца в киоске. Тот ничего вразумительного сказать не мог.
   Мы уже говорили раньше, что Лев Николаевич был оптимистом, но это вовсе не мешало ему страшно расстраиваться всякий раз, когда его рассеянность подводила его. Вот и в этот раз, он медленно побрел куда глаза глядят, не замечая ничего вокруг, все еще не веря в то, что случилось. Ноги вывели его обратно на бульвар, где он он опустился на скамейку, закурил и задумался. Конечно же, он понимал, что предыдущий его план был возможно не особо надежным, но он был! Теперь же не было никакого. Разумеется, вокруг было полно магазинов с бумагой, но денег у Льва Николаевича оставалось лишь на обратный билет на метро.
   Так он и сидел на скамейке, погрузившись в невеселые думы, когда мимо прошествовала группа детей, подгоняемых бойкой учительницей. Во время летних каникул такие процессии школьников были обычным явлением, но Лев Николаевич вдруг подскочил, выронил из рук недокуренную сигарету и бросился догонять учительницу.
   - Извините, пожалуйста, скажите, из какой вы школы? Она далеко? - спросил он взволнованно.
   Учительница немного отстранилась, подозрительно посмотрела на потертый шарф на шее у горе-художника и ответила с неохотой:
   - Далеко. Мы из Подмосковья. А вам-то что?
   - А, нет, ничего. Извините... - пробормотал он и отошел в сторону.
   Читателю возможно непонятно, почему Льву Николаевичу вдруг стало так интересно из какой школы эти дети. Но ничего удивительного здесь нет. Просто он решил попробовать себя в качестве учителя рисования. Не добившись успеха в первый раз, он решил не отчаиваться и начал спрашивать всех прохожих подряд о школах, находящихся поблизости. Наконец, нашлась одна добрая старушка, которая объяснила как пройти к ближайшей школе. Горячо поблагодарив ее, Лев Николаевич отправился туда.
   Школа оказалась унылым трехэтажным кирпичным зданием, какими и бывают обычно школы в центре большого города. Он окинул его взглядом перед тем как войти и в окне второго этажа увидел лицо мальчика лет 14-ти. Это было самое унылое лицо, которое только Лев Николаевич видел в жизни. В глазах мальчика отчетливо читалась тоска, нелюбовь к этой школе и ко всему процессу обучения. "Интересно, что он здесь делает? Ведь сейчас каникулы," - думал про себя Лев Николаевич, открывая главную дверь. - "А, наверное его сюда переводят из другой школы..." - догадался он и шагнул внутрь.
   Прошло полчаса. Рабочий день заканчивался, жара потихоньку спадала, мальчик в окне исчез. Зато в дверях школы наконец появился Лев Николаевич. Выражение его лица в точности совпадало с лицом того несчастного мальчика. Печально вздохнув, он закурил, засунул руки в карманы и побрел к метро, снова и снова прокручивая в голове свой визит в школу.
   Сначала, вахтер упорно не хотел его пускать, ссылаясь на его "непотребный вид". "Нет, ну а как еще, по его мнению, должен выглядеть настоящий художник?" - возмущенно думал Лев Николаевич. Но с вахтером он кое-как справился. Он даже пробился к директору. И вот тут-то все и началось. А кто вы такой? Ах, вы хотите работать учителем рисования. А вам уже доводилось работать в школе? А где ваши рекомендации? А какое учебное заведение вы заканчивали? И где, вообще, ваши документы? "Ну, подумаешь, паспорт дома забыл. Со всяким же случается! Это же не повод выдворять человека на улицу!" - недоумевал он.
   И вот, когда у самого метро Лев Николаевич уже совсем было решил, что день прошел насмарку, взгляд его заметил знакомую папочку, которую кто-то заботливо положил на край скамейки. Он с радостью кинулся к ней, заглянул внутрь - все рисунки были на месте. Правда, на внутренней стороне папки добавилась пара нецензурных надписей, но главное, что работы не пострадали. Лев Николаевич прижал папку к груди, как сокровище и, совершенно позабыв о предыдущих неудачах, поспешил обратно на бульвар.
   Народу там заметно поубавилось, но он, не теряя надежды, простоя там целый час, держа в руках свои творения. Проходившие мимо люди как-то странно смотрели на него и на его рисунки и так ни одного и не купили. Постепенно радость от находки поутихла, и Лев Николаевич с сожалением и большой неохотой должен был признать, что его работы не пользуются популярностью. Уже по дороге домой в вагоне метро он с некоторой грустью подумал, что наверное художника из него не получится.
   Доехав до дома, неудавшийся живописец снял уже полюбившийся ему шарф и теперь еще более пыльные ботинки. Не зажигая свет, он прошел на кухню, щелкнул по привычке выключателем чайника, открыл окно, сел на подоконник и закурил. Теплые летние сумерки быстро сгущались. Тополиный пух все так же летал повсюду, мамаши зазывали веселящихся во дворе детей домой. Лев Николаевич стряхивал пепел прямо в окно и думал о событиях сегодняшнего дня. "Ну, в принципе, могло быть и хуже. А папочку свою я все-таки нашел..." - уже не так тоскливо подумал он. Оптимизм потихоньку брал верх.
   Закипел чайник и Лев Николаевич, затушив окурок, пошел наливать чай. И, размешивая сахар, он вдруг подумал: "Может, в писатели податься..?"

   Я поселился в этом городе недавно. Снял квартиру на втором этаже небольшого дома на тихой улочке. Прямо подо мной находилась мастерская с неброской надписью "Ремонт часов". Каждое утро, выходя из дома я видел, как владелец-часовщик открывал свое заведение и вешал на двери табличку "Открыто".
   Обычно, я очень спешил по своим делам и просто проходил мимо, но это утро у меня выдалось свободным и я решил познакомиться со своим новым "соседом". И вот, выпив чашку кофе и полистав утреннюю газету в ближайшем кафе, я открыл дверь с табличкой "Открыто" и шагнул в царивший внутри полумрак. Помещение оказалось небольшим, свет проникал внутрь сквозь окна, и в его лучах медленно кружились пылинки. В глубине комнаты на столе горела яркая лампа. Она освещала блестящую лысину человека, который, сгорбившись, сидел за столом и пристально что-то рассматривал. Услышав, что кто-то вошел, он поднял голову и посмотрел на меня.
   - Добрый день! Заходите, заходите, - сказал он, вставая мне навстречу.
   Мой сосед оказался невысоким полным человеком лет сорока пяти, с добрым лицом, абсолютно лысой головой и круглыми очками. На нем была белая рубашка, зеленые клетчатые брюки и такой же жилет со множеством карманов, в которых, по-видимому, лежали всяческие хитрые инструменты, положенные ему по профессии.
   Я поздоровался и сказал, что снимаю комнату прямо над ним и вот зашел познакомиться.
   - Ах, квартира сверху. Как же, помню, до вас там жила какая-то дама с собачкой. Нервная такая собачонка, тявкала все время. Да и хозяйка ее была та еще дамочка... - тут же стал вспоминать он.
   Мы разговорились. Он оказался очень жизнерадостным человеком и интересным собеседником, с прекрасным чувством юмора.
   - А чем вы занимаетесь? - поинтересовался он.
   Я ответил, что я писатель и что временно работаю для одной местной газеты, пишу разные статьи. Он вдруг хитро улыбнулся и сказал:
   - А знаете, я ведь тоже раньше писателем был, стихи писал...
   - Неужели? - удивился я, так как по его виду совершенно нельзя было сказать, что этот человек имеет отношение к литературе. - Что же заставило вас так резко сменить профессию?
   - Сон, - ответил он просто. - Один очень интересный сон.
   - Расскажите, - попросил я, заинтригованный таким ответом.
   - А вы никуда не спешите? - спросил он.
   Я помотал головой и он стал рассказывать.
   Как оказалось, в юности он увлекался литературой и сам писал вполне сносные стихи. Их охотно печатали в журнале, ему за это платили неплохие деньги. Все складывалось замечательно и ему приятно было считать себя востребованным поэтом. Ничего не предвещало беды, она, как говорится, подкралась незаметно.
   - Кризис наступил внезапно, - рассказывал он. - Однажды, перечитав только что написанное стихотворение, я вдруг понял, что оно получилось просто ужасным. Не было в нем чего-то такого, что было в предыдущих моих стихах.
   Та же история повторилась и в следующий раз, и в следующий. Он решил, что просто заработался и прекратил попытки что-нибудь написать на пару дней. А когда он вновь попытался что-то сочинить, то оказалось, что все стало еще хуже: он не смог написать ни строчки.
   Это его, конечно, ужасно расстроило, у него испортился аппетит, он стал плохо спать. Каждый день он садился за стол и пытался сочинить хоть пару строк. Но никакого результата. Ему сочувствовали друзья, уверяли, что все пройдет. Тем временем, из редакции пришло письмо, им требовались стихи для свежего номера журнала. Отчаявшись, он отослал те последние стихотворения, а потом заперся у себя в квартире.
   Он никого к себе не пускал, а сам выходил лишь изредка - в магазин за продуктами. Из редакции приходили письма и звонки, пытаясь выведать что с ним случилось, куда он пропал. Но он не отвечал на письма и игнорировал звонки. Приходили друзья, он не открывал, и они, потоптавшись на пороге, уходили ни с чем.
   - Это было очень сложное время, - сказал он с грустью. - Вскоре я оставил попытки что-нибудь сочинить, мне и не хотелось уже. А от черной депрессии меня спасали часы...
   Тут он пояснил, что уже в то время его интересовал часовой механизм.
   - Я разбирал и собирал их снова и снова. Сам процесс возни с маленькими деталями успокаивал, возвращал понемногу душевный покой. Я перебрал все часы, что были у меня дома.
   Конечно, он занимался и другими делами, много читал, но все чаще и чаще он стал проводить за столом, перебирая крохотные шестеренки.
   - Особенно по вечерам, когда тоска совсем заедала меня, я мог успокоиться лишь сев за стол, включив свет и взяв в руки часы. Так я мог просидеть очень долго, все равно меня мучила бессонница. Засыпал я только под утро... Понимаете, все это я рассказываю для того, чтобы вы поняли в каком тупике я тогда находился. Потому что именно в одну из этих ночей мне и приснился тот самый сон. А приснилось мне вот что...
   Маленький человечек в черном костюме и в черном же блестящем цилиндре появился не понятно откуда и стал меня рассматривать. Что удивительно, он действительно был очень маленький, его цилиндр доходил мне всего лишь до пояса. Но при этом он умудрялся смотреть на меня очень надменно и как бы свысока. Как ему это удавалось - не понимаю.
   Он обошел вокруг меня, потом встал передо мной, окинул взглядом с головы до ног, как будто примериваясь к чему-то, и задал такой вопрос:
- Так вы, стало быть, хотите, чтобы вас осинило?
   Я, признаться, ничего не понимал и сначала подумал, что он оговорился и хотел сказать "осенило", и что он говорит о вдохновении, которое покинуло меня. Поэтому я ему ответил так:
    - Ну, неплохо было бы...
   Тут этот человечек кивнул с очень серьезным видом и куда-то ушел. А через несколько секунд вернулся с ведром синей краски. Ведро было большое и, по-видимому, очень тяжелое, так как тащил он его с явным трудом. Я, все еще не понимая что происходит, смотрел на него и молча ждал, пытаясь понять - что же сейчас произойдет? А он вдруг окатил меня синей краской из этого самого ведра. Качественно очень окатил, знаете ли, с головы до ног. Сразу видно - не первый раз так делает. Я от такого с собой обращения и вовсе опешил, только смотрел на странного человечка во все глаза. А тот, как ни в чем не бывало, поставил ведро на пол, вытащил из внутреннего кармана пиджака какую-то бумажку и ручку, что-то чиркнул и протянул мне со словами:
   - Вот, распишитесь.
   Я расписался и хотел было отдать ему, но он забрал только ручку и сказал:
   - Квитанцию оставьте себе.
   С этими словами он взял пустое ведро и ушел. А я остался, весь в синей краске и с квитанцией, что меня "осинили", в руках...

   Здесь мой рассказчик немного помолчал, но вскоре продолжил:
   - Вот и весь сон. На этом месте я проснулся у себя в кресле. В окне за моей спиной потихоньку занимался рассвет, а на столе передо мной горела не выключенная лампа и лежали разобранные на половину часы. И знаете, тут меня действительно осенило... Улавливаете к чему я клоню?
   - К вам вернулась способность писать стихи? - предположил я.
   - А вот и не угадали! - усмехнулся он. - В то же утро я пошел в редакцию и уволился, а на небольшие свои сбережения открыл вот эту мастерскую. Вот так-то...
   В изумлении я только молча покачал головой, а про себя подумал: "Вон как бывает иногда..."

-----

   С тех пор я иногда захожу к нему поболтать, а если у меня когда-нибудь сломаются часы, то непременно отнесу именно к нему. Потому что в своем деле он действительно мастер. Стихи он все еще пишет, но крайне редко, под настроение. Иногда дает мне почитать. Стихи, скажу я вам, так себе.


@темы: другое

Он уже начал погружаться в сон, когда вдруг вспомнил: будильник! "Вот черт!" - подумал он, нехотя встал и потянувшись взял с полки будильник. Подкрутив стрелки на половину шестого утра - восход солнца - поставил его на место и сел обратно. "Чуть не забыл... - продолжал думать он. - И ведь как на зло, сейчас только апрель, с каждым днем все раньше и раньше. Черт! Ну за что мне это? Ведь я не жаворонок какой в такую рань вставать. Я, конечно, и не сова, хотя по габаритам все же ближе к ней... Но тоже люблю поспать по утрам! Ха! Поспишь с такой работой, как же... Каждый день, с утра пораньше, вставай, вкалывай как проклятый..."
Но сон снова стал одолевать его, так что Петух так и не додумал свою мысль о несовершенстве мира и уснул.

@темы: другое

Вот как-то осенью произошел со мной такой случай: иду я по бульвару, любуюсь елками в цвету и встречаю Слона. Слон был наоборот, то есть Носл. Он спросил меня по-немецки:
- Вы не подскажете, как пройти к вокзалу? Я, знаете ли, на пароход опаздываю.
Я стал ему объяснять, что надо идти далеко, через лес, через море и тогда, года через полтора, за углом будет указатель "магазин".
- Вооон там виднеется, - сказал я, махнув рукой вправо.
Носл прищурился, поправил хвостом очки и потопал дальше по бульвару, не сказав даже "спасибо".
- Какой невежливый Носл! - сказал я пролетавшей мимо кошке.
Кошка оглянулась, чтобы ответить мне, но не успела - врезалась в елку. Я пожал ушами и пошел дальше.
Облака надо мной зеленели и играли в салочки, погода стояла самая весенняя...

@темы: другое

Любит - не любит - любит - не любит - любит - не любит...
Она аккуратно отрывала лепестки. С каждым "не любит" у нее вырывался вздох разочарования, на каждое "любит" она улыбалась. С замиранием сердца она терзала несчастный цветок, ожидая ответа. На жизненно важный вопрос.
Любит - не любит... Любит!!!
Радостный возглас, счастливый смех облегчения. Она сложила руки, посмотрела на небо и шепотом произнесла быстренькую молитву. Как она могла сомневаться в Его любви? Конечно же Он любит ее и никогда не оставит. Она бросила в траву уже ненужный стебелек с желтым кружочком на конце и побежала в часовню, боясь опоздать к утренней молитве.
Господь, наблюдая сверху, лишь усмехнулся. Он всегда тщательно следил за тем, чтобы в пределах монастыря на всех ромашках было по нечетному количеству лепестков...

@темы: другое

19:16 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

(при прочтении, полагается музыкальное сопровождение: "сюита в старинном стиле" Шнитке, 3 часть - Менуэт.)

    Королю было шесть лет и он был очень несчастен. Он сидел на троне, обхватив коленки руками, и вздыхал. Прямо перед ним стоял стол с серебряным подносом, на котором были расставлены вазочки с разным вареньем, масленка, сахарница, а в центре — большая тарелка с манной кашей.
    Вокруг стола толпились придворные. Белоснежные воротнички, кружевные манжеты, напомаженные парики попеременно опускались в почтительных поклонах. Придворные недоумевали. То тут, то там раздавались приглушенные вопросы: "Ваше Величество, не желаете ли малинового варенья? Или, может, в каше недостаточно масла? Ваше Величество, вы хорошо себя чувствуете?" Кто-то послал за лекарем. Король поморщился, повернулся на троне и уткнулся носом прямо в красную обивку спинки.
    У Короля было две причины чувствовать себя самым несчастным на свете. Во-первых, он ненавидел манную кашу. Но, к его огромному сожалению, дворцовым этикетом королям младше семи лет предписывалось есть на завтрак именно манную кашу. И он ничего не мог с этим поделать, хоть и был королем. Это ужасно его огорчало. И никакое варенье или масло не помогало.
    А во-вторых, и в самых главных, этим солнечным утром, выглянув в окно Король увидел, как мальчик пускал по воде бумажный кораблик. Потоки воды весело прыгали по булыжникам мостовой и кораблик прыгал вместе с ними, а мальчик бежал за ним, еле поспевая, и весело смеялся. Королю так все это понравилось, что ему тут же захотелось выбежать на улицу и смастерить себе такой же кораблик. Но его даже не выпустили из покоев. Придворные дамы заахали, заохали, запричитали: "Как можно? В этой грязной воде? Пускать кораблики? Ваше Величество, у вас же есть свой собственный пруд! А на улицах так грязно!" И вместо этого его повели завтракать.
    Итак, Король сидел на троне и вздыхал. За его спиной остывала манная каша, перешептывались придворные. Где-то по коридорам дворца спешил лекарь. А Королю виделся белый кораблик, прыгающий в потоке сверкающей на солнце воды.

16:24 

Доступ к записи ограничен

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Долгий протяжный гудок прорезал хмурое утро. Этот звук показался мне очень печальным. Впрочем, как и всегда осенью. Солнце еще не взошло, поэтому самого поезда не было видно сквозь густой туман, застилающий все вокруг. Но он все-таки приближался; об этом свидетельствовали лязг колес и заметная вибрация, которая передалась и мне. И если проспать гудок еще можно, то уж от такой встряски просыпаешься наверняка. Когда под тобой на всех парах пролетает мощный Экспресс, то тут уж любой проснется.
Вибрация все нарастала и вот наконец из тумана появился сам паровоз. Точнее, сначала появился луч света от яркого фонаря. Жалкие кустики, растущие вдоль дороги, размахивали голыми ветками, как будто приветствуя его. Из-за тряски, капельки росы постепенно начали стекать с меня. Я обрадовался, потому что терпеть не могу воду. А из-за непрерывных осенних дождей даже начал ржаветь кое-где.
Поезд, тем временем, промчался мимо станции и, издав еще один такой же протяжный гудок, исчез в тумане с другой стороны. А я остался смотреть как светлеет небо на востоке, как постепенно рассеивается туман, как облезлая кошка вылезла из старой картонной коробки и побежала к ближайшему мусорному ведру. Вокруг появлялись разные звуки: голоса людей, хлопанье дверей, лай собак, шум автомобилей. Жизнь потихоньку просыпалась, начиналось новое утро.

И вот, первая волна лакированных ботинок пробегает по мне. Все они начищены до блеска и очень спешат. Редко встретится здесь пара изящных туфелек, но иногда все же бывает. Топот ног, резкие неприятные голоса, поезда внизу шипят, грохочут, скрипят - шум стоит невероятный. Люди сталкиваются друг с другом, спешно извиняются и бегут дальше. Вот какой-то господин медленно забирается вверх по моей лестнице с огромным чемоданом. Он сильно задерживает движение всего потока, его толкают, обгоняют, ругают, а он не может ничего поделать. Все пыхтит и тащит свой чемодан наверх, как можно быстрее, прижимаясь к перилам. На верхней площадке он делает коротенькую передышку, вытирает скомканным платком пот со лба, и вновь хватается за свой груз.
Внизу подо мной прибывает еще один поезд, выплевывает из себя очередную толпу пассажиров, которая тут же смешивается с той, что уже на платформе. В открытые двери вагонов немедленно набивается народ. Паровоз фыркает, как мокрый кот, из трубы вырывается струя белого пара, и поезд, нехотя, трогается с места. В воздухе над всем этим витает дым, чад, всевозможные запахи и проклятия. Но я привык.

Ближе к полудню суета прекращается, появляется все больше женщин, детей, собак. Шум толпы стихает, хотя поезда все прибывают и прибывают. На платформах все чаще видны молодые парочки, семьи, одинокие путешественники. Они не спешат, важно выходя из вагонов, нанимают грузчиков чтобы те донесли их багаж. Или же если на грузчиков нет денег, сами тащат его к зданию вокзала. По платформам разъезжают тележки со сладостями и мороженным, дети восхищенно провожают их взглядами. Самим удачливым достается леденец или вафельный рожок. Несколько человек в дорогих костюмах прохаживаются туда-сюда в ожидании своего поезда, поминутно доставая из карманов золотые часы на цепочке и неодобрительно качая головой.
По мне все так же спешат пассажиры, но уже без того утреннего напора, без давки. Дети норовят залезть на перила, чтобы получше рассмотреть поезд сверху. Родители с криками и упреками немедленно их оттуда стаскивают и уводят, крепко держа за руку. Дети, конечно, обижаются, но ничего поделать не могут.

Иногда, кто-нибудь останавливается и, облокотившись на перила, смотрит вдаль. Или вниз. Вот и сейчас, какая-то парочка замерла посередине и молча стала наблюдать за тем, что происходит под ними. Потом он повернулся к ней, взял ее за руку и заговорил. Я не обращал никакого внимания, пока не услышал слово "мост". Тут мне стало интересно и я прислушался:
- Помнишь, - сказал он. - ровно год назад мы вот так же стояли на мосту. Это была наша первая встреча.
- Да, - ответила она. - только мост был совсем другим. Над речкой. И вокруг было так тихо и спокойно...
Я не стал слушать дальнейший разговор, я вообще перестал замечать окружающий мир. У меня осталась только одна мысль - река под мостом? Разве так бывает? Я попытался представить себя одним из таких мостов. Мне не понравилось. Река - это ведь очень много воды, а я не люблю воду, я от нее ржавею.
Но потом я представил себе берега реки, заросшие травой, деревья, опускающие свои ветки прямо к воде. По утрам там тихо, слышно пение птиц. Люди неспешно прогуливаются по мне, часто останавливаясь чтобы посмотреть на реку внизу. Мужчины в светлых костюмах, с ними рядом под ручку идут женщины с зонтиками от солнца в руках. Дети смеются, бегают, резвятся на траве. И кто-нибудь обязательно сидит на мне, на самом краю, и, свесив ноги вниз, ловит рыбу. Да, в реке ведь обязательно должна водиться рыба.
Вот так я все себе представил. Правда, как выглядит рыба я не знал, но все остальное я увидел в мельчайших деталях. И мне вдруг стало ужасно обидно. Ведь я никогда не смогу стать таким. Никогда. Я могу простоять на этой станции еще много лет. Может меня разберут по частям и я стану кучей ржавого железа. Может станцию закроют, а я так и останусь стоять здесь, зарастая травой, в тишине. Но реку я под собой не увижу никогда. Все, чем мне остается довольствоваться - это уходящее вдаль полотно железной дороги, бесконечные поезда и лакированные, вечно-спешащие ботинки. Я так никогда и не узнаю как выглядит рыба.
Эта мысль ошеломила меня. Я чувствовал, как во мне закипает ярость, я злился, сам не зная на кого. На судьбу, наверное. Но на нее обижаться глупо, поэтому вскоре злоба ушла, осталась только тоска и пустое место где-то внутри, которое никогда не займет река. Я наверное и к этому привыкну.

Этой ночью мне снились рыбы. Они проплывали в реке подо мной, огромные, неторопливые. Они плыли друг за другом. У каждой на голове был огромный фонарь, освещающий путь. И каждая, проплывая подо мной, открывала свою огромную пасть и издавала долгий протяжный рев. Этот звук казался мне очень печальным.

@темы: другое