Долгий протяжный гудок прорезал хмурое утро. Этот звук показался мне очень печальным. Впрочем, как и всегда осенью. Солнце еще не взошло, поэтому самого поезда не было видно сквозь густой туман, застилающий все вокруг. Но он все-таки приближался; об этом свидетельствовали лязг колес и заметная вибрация, которая передалась и мне. И если проспать гудок еще можно, то уж от такой встряски просыпаешься наверняка. Когда под тобой на всех парах пролетает мощный Экспресс, то тут уж любой проснется.
Вибрация все нарастала и вот наконец из тумана появился сам паровоз. Точнее, сначала появился луч света от яркого фонаря. Жалкие кустики, растущие вдоль дороги, размахивали голыми ветками, как будто приветствуя его. Из-за тряски, капельки росы постепенно начали стекать с меня. Я обрадовался, потому что терпеть не могу воду. А из-за непрерывных осенних дождей даже начал ржаветь кое-где.
Поезд, тем временем, промчался мимо станции и, издав еще один такой же протяжный гудок, исчез в тумане с другой стороны. А я остался смотреть как светлеет небо на востоке, как постепенно рассеивается туман, как облезлая кошка вылезла из старой картонной коробки и побежала к ближайшему мусорному ведру. Вокруг появлялись разные звуки: голоса людей, хлопанье дверей, лай собак, шум автомобилей. Жизнь потихоньку просыпалась, начиналось новое утро.
И вот, первая волна лакированных ботинок пробегает по мне. Все они начищены до блеска и очень спешат. Редко встретится здесь пара изящных туфелек, но иногда все же бывает. Топот ног, резкие неприятные голоса, поезда внизу шипят, грохочут, скрипят - шум стоит невероятный. Люди сталкиваются друг с другом, спешно извиняются и бегут дальше. Вот какой-то господин медленно забирается вверх по моей лестнице с огромным чемоданом. Он сильно задерживает движение всего потока, его толкают, обгоняют, ругают, а он не может ничего поделать. Все пыхтит и тащит свой чемодан наверх, как можно быстрее, прижимаясь к перилам. На верхней площадке он делает коротенькую передышку, вытирает скомканным платком пот со лба, и вновь хватается за свой груз.
Внизу подо мной прибывает еще один поезд, выплевывает из себя очередную толпу пассажиров, которая тут же смешивается с той, что уже на платформе. В открытые двери вагонов немедленно набивается народ. Паровоз фыркает, как мокрый кот, из трубы вырывается струя белого пара, и поезд, нехотя, трогается с места. В воздухе над всем этим витает дым, чад, всевозможные запахи и проклятия. Но я привык.
Ближе к полудню суета прекращается, появляется все больше женщин, детей, собак. Шум толпы стихает, хотя поезда все прибывают и прибывают. На платформах все чаще видны молодые парочки, семьи, одинокие путешественники. Они не спешат, важно выходя из вагонов, нанимают грузчиков чтобы те донесли их багаж. Или же если на грузчиков нет денег, сами тащат его к зданию вокзала. По платформам разъезжают тележки со сладостями и мороженным, дети восхищенно провожают их взглядами. Самим удачливым достается леденец или вафельный рожок. Несколько человек в дорогих костюмах прохаживаются туда-сюда в ожидании своего поезда, поминутно доставая из карманов золотые часы на цепочке и неодобрительно качая головой.
По мне все так же спешат пассажиры, но уже без того утреннего напора, без давки. Дети норовят залезть на перила, чтобы получше рассмотреть поезд сверху. Родители с криками и упреками немедленно их оттуда стаскивают и уводят, крепко держа за руку. Дети, конечно, обижаются, но ничего поделать не могут.
Иногда, кто-нибудь останавливается и, облокотившись на перила, смотрит вдаль. Или вниз. Вот и сейчас, какая-то парочка замерла посередине и молча стала наблюдать за тем, что происходит под ними. Потом он повернулся к ней, взял ее за руку и заговорил. Я не обращал никакого внимания, пока не услышал слово "мост". Тут мне стало интересно и я прислушался:
- Помнишь, - сказал он. - ровно год назад мы вот так же стояли на мосту. Это была наша первая встреча.
- Да, - ответила она. - только мост был совсем другим. Над речкой. И вокруг было так тихо и спокойно...
Я не стал слушать дальнейший разговор, я вообще перестал замечать окружающий мир. У меня осталась только одна мысль - река под мостом? Разве так бывает? Я попытался представить себя одним из таких мостов. Мне не понравилось. Река - это ведь очень много воды, а я не люблю воду, я от нее ржавею.
Но потом я представил себе берега реки, заросшие травой, деревья, опускающие свои ветки прямо к воде. По утрам там тихо, слышно пение птиц. Люди неспешно прогуливаются по мне, часто останавливаясь чтобы посмотреть на реку внизу. Мужчины в светлых костюмах, с ними рядом под ручку идут женщины с зонтиками от солнца в руках. Дети смеются, бегают, резвятся на траве. И кто-нибудь обязательно сидит на мне, на самом краю, и, свесив ноги вниз, ловит рыбу. Да, в реке ведь обязательно должна водиться рыба.
Вот так я все себе представил. Правда, как выглядит рыба я не знал, но все остальное я увидел в мельчайших деталях. И мне вдруг стало ужасно обидно. Ведь я никогда не смогу стать таким. Никогда. Я могу простоять на этой станции еще много лет. Может меня разберут по частям и я стану кучей ржавого железа. Может станцию закроют, а я так и останусь стоять здесь, зарастая травой, в тишине. Но реку я под собой не увижу никогда. Все, чем мне остается довольствоваться - это уходящее вдаль полотно железной дороги, бесконечные поезда и лакированные, вечно-спешащие ботинки. Я так никогда и не узнаю как выглядит рыба.
Эта мысль ошеломила меня. Я чувствовал, как во мне закипает ярость, я злился, сам не зная на кого. На судьбу, наверное. Но на нее обижаться глупо, поэтому вскоре злоба ушла, осталась только тоска и пустое место где-то внутри, которое никогда не займет река. Я наверное и к этому привыкну.
Этой ночью мне снились рыбы. Они проплывали в реке подо мной, огромные, неторопливые. Они плыли друг за другом. У каждой на голове был огромный фонарь, освещающий путь. И каждая, проплывая подо мной, открывала свою огромную пасть и издавала долгий протяжный рев. Этот звук казался мне очень печальным.