и еще раз исправленный вариант. надеюсь, последний.
читатьДевочка и Орган.
Прошлым летом меня на месяц отправили в Польшу в школу по обмену. Семья, в которую меня определили, жила на самом окраине Варшавы, можно даже сказать в ее пригороде. В небольшом доме жили только двое - старый священник и его сестра. Они оказались очень добрыми и душевными людьми, приняли меня как родную. В первый же вечер после вкусного и плотного ужина, зайдя в гостиную, я увидела, как старый священник Кристоф молча стоял у окна и пристально куда-то смотрел. Я подошла, чтобы спросить, что он рассматривал, и вдруг заметила, что лицо старика было очень серьезным и даже печальным. В ответ на мой немой вопрос, он, не отводя взгляда от окна, спросил:
- Видишь эту старую заброшенную церковь напротив? Завтра утром сюда приедет команда рабочих и снесет ее. Городской совет решил поставить на ее месте новую.
- И что же?
- С этой церковью связана одна история… - проговорил он, как бы нехотя. - Даже не верится, что завтра тут останется лишь пустырь и груда камней.
Он немного помолчал, видимо собираясь с мыслями. Я молчала, ожидая продолжения.
- Когда я был еще мальчиком, мой отец был священником в этой церкви. Но это не главное...
***
Девочка.
То утро выдалось холодным и хмурым, первое по-настоящему осеннее утро в этом году. Дул сырой пронизывающий ветер, гонял над городом рыхлые тучи, а зелень деревьев выглядела как-то неуместно, как будто стеснялась своего летнего наряда. К дому священника подошла необычная парочка: пожилой мужчина, ведущий за руку маленькую девочку лет десяти. Глаза ее были закрыты, а в руках у нее была трость, которой она простукивала перед собой дорогу. Из-за этого они продвигались довольно медленно, но наконец подошли к двери, и мужчина постучал. Открыли почти сразу, несмотря на раннее утро. Женщина, впустившая их в дом, поежилась от ветра, посетовала на плохую погоду и спросила, по какому вопросу они пришли. Мужчина ответил, что пришел поговорить со священником. Тогда она провела их в гостиную и оставила наедине с хозяином дома.
- Доброе утро, господин Шиманский, - поздоровался посетитель.
- Здравствуйте, - ответил священник, вставая из-за стола, за которым он только что кончил завтракать. - С кем имею честь..?
- Меня зовут Микаэль Вальд. Мы с дочерью только недавно переехали сюда, поэтому вы нас еще не знаете.
- Хм, судя по вашему имени, вы не католической конфессии, так чем же я могу быть вам полезен?
- Я - нет, но моя жена была католичкой. И она воспитала нашу дочь в своей вере. Вчера Стефани попросила меня отвести ее на воскресную службу. Я, конечно же, не мог отказать. И со вчерашнего вечера она твердит только об одном: она хочет научиться играть на органе. Вы могли бы взять ее в ученицы?
- Вот как? Неожиданная просьба! - судя по его лицу, было понятно, что никто никогда раньше не просил его о таком. - Я должен подумать. Видите ли, орган - очень непростой инструмент, чтобы совладать с ним, надо обладать немалой силой и сноровкой, а ваша дочь еще совсем малышка. Сколько ей?
- Одиннадцать.
- Святой отец, - девочка, молчавшая до этого времени, вдруг обратилась к священнику с таким волнением в голосе, что тот удивился. - Вчера я слышала эту музыку в церкви, и с тех пор не могу думать ни о чем больше. Я поняла, что обязательно должна научиться играть так же. Пожалуйста, возьмите меня в ученицы!
Лицо девочки, обращенное к нему, выглядело как-то нелепо. Священнику казалось, что, несмотря на закрытые глаза, она все равно видит его. От этого ощущения ему сделалось не по себе.
- Но дело не только в твоем возрасте... Понимаешь... - он немного замялся, не решаясь сказать вслух о том, что ее слепота может послужить препятствием в обучении.
- Если вы о ее неспособности видеть, - вступился за девочку отец, - то не волнуйтесь, с этим не будет никаких проблем. Стефани с семи лет занимается на фортепиано, и ее учитель всегда говорил, что слепота только помогает ей тоньше слышать музыку. Она хорошо запоминает то, что ей играют, и таким образом выучила уже немалый репертуар.
- Но орган и фортепиано два совершенно разных инструмента...
- Пожалуйста, - попросила девочка, тихо, но очень настойчиво.
Священник немного помолчал, вздохнул и сказал:
- Хорошо. Я согласен. Вы уже определились со школой? Замечательно, тогда будешь приходить ко мне после школы по вторникам и пятницам. Это время вам подходит?
Девочка в ответ улыбнулась, ее отец поблагодарил священника. Взрослые еще некоторое время договаривались о плате за уроки, но девочка уже не слышала их. Она ушла в свои мысли, и с лица ее не сходила улыбка.
Орган.
Во вторник вместо одного пришли трое. Один - священник, которого он уже хорошо знал. Но вот двое других были ему незнакомы. Первый - высокий худой мужчина с седой головой и большими печальными глазами, прятавшимися за очками. Его ботинки скрипели, а немного шаркающая походка и громкое сопение создавали слишком много щума. А вторая оказалась маленькой девочкой с какой-то непонятной палкой в руках. Глаза девочки почему-то все время были закрыты, а своей палкой она непрестанно стучала по полу. Это его раздражало.
Троица разделилась: седой мужчина сел на одну из скамеек, а священник подвел девочку прямо к Органу.
- Ну вот, - послышался голос отца Юстина, - садись сюда. Палочку свою можешь положить под сиденье, чтобы потом не искать.
Девочка села на скамью перед клавиатурой. Глаз она так и не открыла.
- Теперь клавиатура прямо перед тобой, можешь попробовать что-нибудь сыграть. Я пока сам все подключил, на первый раз.
И тут произошло что-то, чего Орган никак не предполагал: девочка протянула руку и нажала одну из его клавиш. Казалось бы, что здесь такого? Ведь на нем чуть ли не каждый день играют. Но нет, тут было совсем другое. До сих пор он знал только взрослые, мужские руки, а здесь... Робкое, неуверенное прикосновение ребенка, маленькой девочки. От неожиданности и переполнивших его чувств вместо обычного звука он издал какой-то невнятный хрип. Этот звук испугал ее, и она отдернула руку. Все еще не придя в себя от этого первого прикосновения, он уже пожалел, что она убрала палец.
- Он у нас немного капризный, - опять донесся голос священника. - Сколько раз уже вызывали мастера, чтобы выяснил, в чем причина, - ничего не помогает! Каждый раз может выкинуть что-нибудь новое. Но ты не бойся, - сказал он, обращаясь к девочке, - когда ты более или менее научишься играть, может, тебе удастся подружиться с ним. Помнишь что-нибудь из своих фортепианных пьес? Можешь попробовать сыграть. Но предупреждаю, звучать все будет совсем по-другому.
Орган затаил дыхание: вот, сейчас она положит обе руки на клавиатуру и заиграет!
Она исполнила какой-то простенький менуэт. Руки и плечи ее были напряжены, она боялась ошибиться в присутствии своего нового учителя. Но Орган наслаждался этими легкими касаниями, он почувствовал сквозь них, как много для нее значит музыка, которую она исполняет. И как важно для нее то, что она играет именно на органе. За те несколько минут, что она играла, он не сделал ни одной ошибки.
Она закончила играть. Он перевел дыхание.
- Неплохо, - сказал отец Юстин. - Надо же! Ни одной неверной ноты - похоже, ты понравилась нашему органу, - усмехнулся он.
Все остальное время учитель рассказывал ей про разные регистры, показывал ножную клавиатуру. Выяснилось, что сидение слишком высоко для девочки, она не достает ногами до полу и не может нажимать педали. Священник подозвал ее отца и указал ему на проблему. Тот пообещал найти специально для нее скамью пониже и принести ее уже на следующее занятие.
Орган же все это время следил за ее пальцами, послушно переключался на всевозможные регистры, отзывался на малейшие ее прикосновения. Он старался выдавать самые чистые и певучие звуки, чтобы не испугать ее снова. Святой отец только дивился: он и не подозревал, что у этого органа может быть такой звук.
А девочке было ужасно жаль, что она не может посмотреть на этот огромный и могучий инструмент, который издавал такие волшебные звуки. Конечно, учитель описал ей все как мог словами, но этого было мало. И, зная, что ей никогда не дано увидеть это, она хотела хотя бы потрогать, как "видят" слепые.
Все время пока проходил урок, Орган вглядывался в лицо девочки. Оно всегда оставалось очень серьезным и сосредоточенным, она внимала каждому слову учителя. И ни разу не открыла глаза.
"Да ведь она слепая!" - вдруг понял он.
Орган, для которого главным чувством всегда оставался слух, который все "видел" звуками, не смог бы понять, что значит для человека потерять зрение. Но он попытался: он представил, что он оглох.
Тот ужас, который охватил его при этой мысли, ввел его в оцепенение. Несколько секунд он пребывал в таком смятении, что даже забыл о девочке, которая тщетно пыталась выжать из клавиш какие-нибудь звуки. Когда он пришел в себя, то погнал эту мысль прочь, как страшную болезнь. Первый шок прошел, он снова зазвучал, но теперь, глядя на закрытые глаза девочки, он не мог отделаться от непонятного чувства вины. И когда урок закончился и девочка потянулась за своей палкой, он вспомнил, как его раздражал этот звук вначале. И устыдился еще больше.
Девочка и ее отец ушли, сказав, что снова придут в пятницу. Орган вздохнул: до пятницы оставалось еще два дня. Отец Юстин больше не играл на нем сегодня, и он был предоставлен сам себе. До глубокой ночи он вызывал в памяти те события, что произошли с ним сегодня, и переживал их снова и снова. Постукивание палочки по мраморному полу, шумное сопение старого отца, удивленный голос священника. Но чаще всего он вспоминал легкое прикосновение детских рук к клавишам. Он был настолько увлечен новыми ощущениями, что даже не мог вспомнить, какую музыку она играла, - такое было с ним впервые.
Пятницы он еле дождался, боялся, что она не придет. А когда в дверях церкви наконец показалась ее фигурка, он не поверил своему счастью. И вновь, как и на первом уроке, он получал непередаваемое удовольствие от ее игры, от ее музыки. И так же, как в прошлый раз, глядя на ее закрытые глаза, он чувствовал себя виноватым. Он не понимал почему, но не мог отделаться от этого чувства. А потом пришла жалость. Он, конечно, не знал, что это называется именно так, но делал все, что было в его силах, чтобы ей приятно было играть. Он издавал самые мягкие и благородные звуки, на которые был способен.
Ее отец принес для нее специальный стул, на котором она теперь сидела. Перебирая своими ножками нижние педали, она долго прислушивалась к каждому звуку, как бы запоминая, как он звучит, его окраску.
Отец Юстин по-прежнему не мог понять, как удается этой маленькой девочке, впервые притронувшейся к органу, издавать такие божественные звуки, которые ему самому далеко не всегда удается извлечь. По его мнению, на то была воля Божья.
- Ваша дочь создана для этого инструмента! - восхищенно сказал он отцу в конце второго занятия.
С тех пор Орган с нетерпением ждал вторников и пятниц. Он стал очень неохотно играть на службах, когда исполнителем был сам отец Юстин, - хрипел, путал ноты, в общем, сопротивлялся как мог. Но когда приходила она, он был само послушание. А по вечерам, после ее уроков, он еще долго приходил в себя, его мысли совершенно неуправляемо метались по трубам. Все его огромное тело было в восторге от этой маленькой девочки. Когда одно какое-нибудь особенно яркое воспоминание пролетало вверх по трубе, ему даже удавалось извлечь звук. Никогда раньше он не думал, что такое вообще возможно!
Орган был влюблен, хотя и не сознавал этого, он и слова-то этого не знал. Просто он никому больше не позволял на нем играть. Время до каждого следующего занятия для него тянулось невероятно долго. А когда вдруг она заболела и не приходила целых две недели, священнику пришлось проводить службы без сопровождения: Орган окончательно вышел из строя.
Будучи церковным органом, он уже давно выучил наизусть все возможные хоралы, которые люди пели под его аккомпанемент. Все они были обращены к Богу и содержали много слов о любви. Люди благодарили Господа за то, что он для них сделал. Орган не мог знать, кто такой этот Бог, которого они так восхваляют. Но он понимал, что это должен быть кто-то очень хороший, раз столько людей благодарны ему. Когда появилась Девочка, Органу показалось, что он понял, о чем поется в этих хоралах. То чувство, которое он испытывал к ней, было очень похоже на то, с которым люди восхваляли Господа. Он не знал никакой другой любви, кроме этой. Девочка стала для него предметом обожания, стала его богом.
Но, что самое главное, он чувствовал, что она тоже любит его. Она всегда была с ним откровенна, как ни с кем другим. Орган всегда без труда улавливал ее настроение по малейшим деталям ее игры. Она могла так печально играть веселую пьесу, что он тут же подстраивался под нее и играл мягче, так, как хотелось ей. Между ними возникло особенное взаимопонимание, они были двумя половинками одного целого.
Девочка.
Стефании Вальд было одиннадцать лет, она была слепа от рождения. Мать ее умерла рано, успев привить девочке любовь к Богу и к музыке. Еще от матери ей достались красивые черты лица и чудесные каштановые кудри. Но люди частенько этого не замечали - все обращали внимание только на закрытые глаза и палку в ее руках.
Переехав в Варшаву, отец устроил ее в местную школу. Там к новенькой отнеслись на удивление спокойно. Одноклассники, конечно, несколько избегали ее, но учителя всегда стремились помочь. Они даже согласились давать ей все задания в устной форме, так как писать она не могла. Отец всегда сам приводил ее в школу, а добираться домой ей часто помогал кто-нибудь из учителей, потому что отец работал допоздна. Стефании нравилось учиться, но не нравилась школа. Она понимала, что не такая, как все, что она выделяется. И поэтому всегда больше любила оставаться одна, чем в толпе шумных учеников.
Это была еще одна причина, почему ей так хотелось научиться играть на органе. Здесь весь класс состоял из нее одной, ее ни с кем не сравнивали. Святой отец не мог нарадоваться на свою юную ученицу, она схватывала все на лету. Из-за слепоты у нее была превосходно развита координация - она удивительно быстро разобралась со всеми рычажками, с тремя мануалами и ножной клавиатурой. Через три месяца она уже свободно владела всеми этими техническими тонкостями, и занятия перешли на новый уровень. Теперь в начале урока Отец Юстин играл ей какое-нибудь произведение, а она постепенно его заучивала. Как и сказал ее отец, музыку она запоминала быстро, а тонкий слух и врожденная музыкальность позволяли ей по-своему интерпретировать выученный репертуар.
Стефания частенько приходила в церковь помимо своих индивидуальных уроков, после школьных занятий. Ей нравилась особенная тишина, царившая в этом здании, нравился запах зажженных свечей, нравилось эхо, которое подхватывало даже самые тихие шорохи и уносило их вверх под высокие своды.
Каждый ее приход начинался с молитвы. Она садилась на краешек скамьи и на несколько секунд замирала, сложив руки. Когда она была совсем маленькой, она молила Бога послать ей зрение, но безуспешно. В конце концов она прекратила попытки и с тех пор просила только о здоровье отца и о своем собственном.
После этой коротенькой молитвы она оставляла свою палку на сиденье, а сама отправлялась исследовать церковь. В это время внутри было обычно всего несколько человек, так что никто не замечал ее экспериментов. Она хотела узнать это место как можно лучше, хотела уметь ориентироваться тут без своей палочки, хотела чувствовать себя здесь как дома. Постепенно она исследовала все уголки и ниши, запомнила все ступеньки и колонны, знала, сколько рядов скамей располагается по каждую сторону от главного прохода. А эхо, разлетавшееся от ее осторожных шагов, говорило ей о том, насколько высоко находится потолок.
Как-то на одном из занятий она попросила священника поподробнее рассказать ей об устройстве органа. И он показал ей одну неприметную маленькую дверь, ведущую, как оказалось, внутрь инструмента. Пространство внутри оказалось заполнено металлическими трубами всех размеров, которые оставляли узкую дорожку, ведущую вглубь, где их ждали еще трубы. Воздух внутри был прохладнее, чем в церкви, и очень пыльным.
- Здесь уже давно не убирали, - пояснил отец Юстин. - Надо будет прислать сюда кого-нибудь с тряпкой.
- А можно я тут приберу? - неожиданно даже для себя вдруг спросила Стефания.
- А тебе не страшно? Тут так темно и все эти трубы...
- Что мне темнота? - усмехнулась девочка.
- Ах, да. Извини, - смутился он. - Но ты можешь заблудиться, тут целый лабиринт.
- А вы меня сейчас проведите по всем переходам, я быстро все запоминаю.
И он повел ее по этому необычному лабиринту. Иногда она протягивала руку в сторону, чтобы пощупать гладкую поверхность труб. Именно об этом она мечтала на первом своем занятии - почувствовать, потрогать орган. Она не могла видеть его, но смогла проникнуть в самую его суть.
Выйдя наружу, священник пообещал, что к следующему занятию сделает ей дубликат ключа от этой двери, чтобы она могла сама туда заходить. Остаток занятия для Стефании прошел под впечатлением от новых переживаний. Пока она играла, она представляла себе переплетение труб где-то там, в глубине...
Вскоре после этого урока она досконально изучила то, что скрывалось за маленькой дверцей. Она исследовала там все так же, как до этого в церкви. Ей нравилось думать, что это ее тайна, ведь никто не знал Oрган так хорошо, как она. А еще она чувствовала, что Oрган каким-то образом знает о ее существовании и ему тоже нравится, когда она ходит там в темноте, между труб.
Но сильнее всего единение с Органом она чувствовала во время игры. В эти моменты они сливались в одно целое - девочка, Орган и музыка. Будь то серьезные фуги Баха или легкие, незатейливые пьесы Генделя. Она с головой уходила в музыку, отдавалась ей вся без остатка, и Орган это чувствовал. Он был благодарен ей за это.
Время шло, постепенно все привыкли к слепой девочке. Многие знали, что она играет в церкви на органе и приходили послушать ее. Они восхищались ее игрой, а она даже не замечала их присутствия. Во время игры она всегда оставалась наедине с инструментом и Богом. Она никогда не играла на публику, все время только для себя.
Примерно через год ее учитель объявил, что она уже знает все, чему он может ее научить, так что уроки прекратятся. Но оставались еще воскресные службы, всевозможные праздники, на которых она непременно играла. К тому же она почти все свое свободное время проводила в церкви, играя просто для собственного удовольствия.
Незаметно прошло еще четыре года, Стефания превратилась в молодую девушку, закончила школу. Но характер ее не изменился, она все так же избегала шумных компаний и предпочитала одиночество. Музыка и ее отец оставались для нее самым главным на свете. Пока не произошло одно событие...
Орган.
Он любил большие праздники, в такие дни всегда организовывали концерт. Девочка играла долго и с особым воодушевлением. Так было и в этот раз. После концерта, как всегда, к ней стали подходить люди, благодарить за прекрасную музыку, она кивала и улыбалась в ответ. В эти минуты он был горд за нее. Но наконец основная толпа схлынула, и в церкви осталось совсем мало людей, среди них священник Юстин и отец девочки. Вместе с ними стоял еще кто-то, незнакомый.
Все они подошли поздравить Девочку с чудесным концертом, и святой отец добавил:
- Познакомься, Стефани, это мой племянник Кристоф.
Она повернула голову на голос и поздоровалась.
- Он практически твой ровесник, только вчера вернулся из Франции. А сегодня непременно захотел прийти послушать твой концерт, я ему много про тебя рассказывал.
- Вы превосходно играете! - это сказал тот самый незнакомец, Кристоф.
От похвалы Девочка покраснела и засмущалась.
Разговор перешел на другую тему, говорили в основном взрослые, а Кристоф все время поглядывал на Девочку. Та все еще сидела на скамье перед инструментом и молчала.
Орган видел все это и чем дальше, тем больше ему не нравился Кристоф. То, что он говорил, и то, как Девочка реагировала на его слова. Орган чувствовал в ней и смятение, и удовольствие и никак не мог понять, чем это вызвано. Раньше такие эмоции в ней вызывала только музыка.
Но совершенным сюрпризом для него стало то, что, когда все собрались уходить, Кристоф предложил проводить ее до двери за руку и она согласилась!
"Она же знает это место как свои пять пальцев! Зачем ей поводырь? И если уж на то пошло, то почему не ее отец, как раньше?" - все эти мысли наперебой требовали ответа, а он никак не мог понять, в чем же дело.
Взрослые тоже заметили эту странность, но лишь пропустили Девочку и Кристофа вперед, а сами загадочно перемигнулись за их спинами.
Всю эту ночь Орган не находил себе места. Он уже так привык, что Девочка всегда была с ним, безраздельно, мыслями и эмоциями. Он не хотел даже думать о том, что в ее жизни может появиться кто-то еще, кто-то важнее его. От возмущения он издавал самые низкие и противные звуки. В который раз вспоминая подробности этого вечера, он надеялся, что ему все это показалось.
Наконец он смог убедить себя, что Девочка просто застеснялась в присутствии незнакомого человека. Немного успокоенный таким объяснением, он решил подождать до завтра, чтобы убедиться точно.
Утро выдалось ярким и солнечным. Лучи заглядывали в стрельчатые окна и окрашивались в разные цвета, проходя сквозь витражи. Но Органу, к сожалению, это чудесное начало нового дня не принесло облегчения. Девочка обычно приходила рано утром, когда еще никого не было в церкви. Вот и сегодня дверь еле приоткрылась, и появилась она. Но вслед за ней зашел и вчерашний незнакомец.
Возмущению Органа не было границ, это было уже чересчур! Он ужасно обиделся и твердо решил издавать сегодня под ее руками только самые ужасные звуки.
Тем временем Девочка подошла к своему привычному месту и села. Кристоф пристроился на одной из скамей и попросил сыграть что-нибудь. Она хотела было исполнить кое-что из вчерашнего концерта, но звуки, которые начал издавать инструмент, остановили ее после первого же такта.
- Что-то случилось? Ты не можешь играть? - обеспокоенно спросил Кристоф.
- Нет, дело не во мне, - проговорила Девочка, сама недоумевая, как такое могло произойти.
За все время, что она играла тут, такое случилось впервые.
- А что тогда? - поинтересовался он.
- Возможно, это сам орган, - неуверенно проговорила она, постепенно начиная понимать причину такого странного поведения инструмента.
- Орган? А что с ним? Расстроился?
- Еще как! - усмехнулась она. - Он ревнует.
- Он? Но как? Как такое может быть? - изумился Кристоф.
- Ну, это сложно объяснить, но если коротко, то Орган - живой. И он меня любит, - улыбнулась она.
Встав со скамьи, она уверенными шагами подошла к маленькой дверце, сняла с шеи цепочку с ключом и, открыв дверь, сказала:
- Подожди здесь немного, хорошо? Я скоро вернусь.
- Ты куда?
- Успокаивать его.
- Ты не заблудишься?
- Нет, я это место знаю лучше, чем свой дом, - и она зашла внутрь.
Орган и вправду немного успокоился, когда Девочка стала ходить между трубами, привычно гладить их руками. Она ничего не говорила, но этого и не требовалось. Ему было достаточно звуков ее дыхания, ее шагов, прикосновений ее рук, чтобы почувствовать, как она его любит, как он ей нужен. Он понял, что постепенно все равно простит ей, смирится с тем, что в ее жизни появился какой-то очень важный для нее человек. Он слишком любил ее, чтобы долго злиться.
Когда она вышла и снова попробовала что-то сыграть, он привычно слушался ее движений. Наверное, со стороны ее музыка сегодня ничем не отличалась от вчерашней, но Орган остро чувствовал разницу. Она была не тут, не с ним, ее мысли были о другом, скорее всего о том, кто сидел на скамье и слушал.
А через месяц началась война.
Девочка.
Все произошло очень неожиданно. Все молодые люди ушли на фронт, в том числе и Кристоф. Хорошо еще, что отец Стефании был уже слишком стар - ему было разрешено остаться. Но над ним и над ней самой нависла другая беда: прошел слух, что немецкие солдаты отыскивают и убивают всех евреев. Никто из местных жителей, конечно, не выдал бы их, но что делать, если немцы сами дойдут до Варшавы?
Когда Кристофа призвали, их дружба еще только-только начинала перерастать в нечто большее. Он был первым и единственным, кто обратил на нее внимание, кого не оттолкнул тот факт, что она слепая, но и он очень быстро исчез из ее жизни. Ей оставалось только надеяться, что он не забудет ее и вернется с войны живым, а ей самой удастся дождаться его. До тех же пор у нее оставался только отец и ее музыка. Как и прежде, казалось бы, но теперь все было совсем по-другому.
Каждый день люди приходили в церковь, чтобы помолиться за своих родных и друзей, которые ушли воевать. Стефания играла для них, молилась сама и пыталась своей музыкой хоть как-то поддержать прихожан. Но музыка, рассчитанная на мирное время, на большие веселые праздники, как ей казалось, не подходила к сложившейся в городе ситуации: каждый день, уходя из дома, люди прощались со своими родными, потому что велика была вероятность, что они уже не вернутся. Поняв, что в ее репертуаре нет ничего подходящего, она решила обратиться к своему старому учителю.
Отец Юстин тут же понял, что она имеет в виду, и пообещал ей порыться в старых нотах. На следующий день он принес с собой "Токкату и Фугу" ре минор Баха. Он сам играл ее когда-то давно, Стефания же только слышала о таком произведении. Священник заверил ее, что это именно то, что ей нужно, и она попросила сыграть ей хотя бы начало.
- А твой орган меня послушает? - с улыбкой спросил он.
- Я думаю, да, - серьезно ответила она. - На всякий случай я постою рядом.
То ли Органу самому нравилось это произведение, то ли успокаивающе подействовало присутствие Стефании, но он действительно позволил отцу Юстину сыграть несколько начальных фраз.
Такого сильного переживания она не испытывала уже давно. Мощные величественные звуки наполнили церковь до самых потаенных ее уголков. Это было сравнимо разве что с тем самым моментом, когда Стефания пять лет назад впервые в жизни услышала, как звучит орган. Грандиозный размах произведения был понятен с самого начала, она не могла даже предположить, что же будет в Фуге, где музыкальное напряжение обычно доходит до своего предела.
Простояв несколько секунд в оцепенении, она сказала отцу Юстину хриплым от волнения голосом:
- Наши уроки должны возобновиться. Я хочу выучить это!
И вновь начались их совместные занятия. Горожане, идущие мимо церкви, слышали доносящиеся оттуда грозные звуки органа. Приходившие помолиться часто заставали Стефанию на своем месте, разучивающую что-то новое под присмотром святого отца. Все понимали, что готовится что-то очень важное.
И вот наконец назначили дату концерта.
Девочка и Орган.
В тот день Стефания с самого утра была удивительно спокойна. Она приготовила завтрак себе и отцу, поела и так же спокойно убрала со стола. По какому-то негласному соглашению они не ничего не говорили в то утро. Оставив дом в идеальном порядке, они вместе вышли на улицу и пошли в церковь.
Войдя внутрь, она оставила свою неизменную палочку у двери и пошла к Органу. Ее отец уселся на скамью и с гордостью проводил свою дочку взглядом. Стефания специально пришла поранбше, чтобы у нее было время заглянуть в маленькую дверцу. Он ждал ее, она чувствовала это. Привычно шагая по узкому проходу, она легонько гладила огромные металлические трубы, невидимые во тьме. Но ей и не нужно было их видеть, достаточно было просто знать, что она - в самом сердце Органа. Переняв ее настроение, он понял, что сегодня что-то случится, она чего-то ждет. И боится и спокойна одновременно. Как будто она заранее к чему-то подготовилась. Но он-то не был готов! Он даже не подозревал, что ее ждет, и от этого начал волноваться. Но, видимо, затем она и пришла сюда, чтобы успокоить его перед выступлением.
В самом дальнем уголке этого лабиринта она остановилась. Он напряженно вслушивался, пытаясь понять, что с ней происходит. И вдруг услышал звук, который никогда не слышал прежде, - ее плач.
Вот тут он понял. Понял, к чему она себя подготовила, чего она так боится. Его Девочка пришла попрощаться.
Невыразимая буря эмоций - от ярости до отчаяния - сотрясла все его существо. Он не мог знать причину случившегося и поэтому недоумевал, почему это должно случиться именно сейчас. Да, он чувствовал в последнее время ее подавленное настроение, но он думал, это из-за того, что Кристоф куда-то пропал. Он не знал ни о войне, ни об опасности, грозящей ей. Как же ему хотелось в этот момент хоть как-то утешить ее, сказать ей что-нибудь! Но единственное, что он мог сделать, - это вложить все свои силы в этот концерт.
Через несколько минут она вышла, заперла дверцу и заняла свое место. Зрители ждали, затаив дыхание.
Концерт начался.
***
- И что же дальше? - с нетерпением спросила я.
- Во время концерта кто-то забежал в церковь и крикнул, что немцы на подходе, - отозвался старый священник. - Но никто не обратил внимания. Солдаты действительно пришли туда, но из уважения к великой музыке немецкого композитора дождались, пока отзвучит последний аккорд, прежде чем открыть огонь.
Мы помолчали некоторое время. Я сидела с красными распухшими глазами и уткнувшись в носовой платок. За окном давно стояла ночь.
- А что же Орган? - наконец спросила я.
- С тех пор церковь не ремонтировалась, туда даже никто не заходил. Орган, соответственно, не трогали. Да он бы и не дался никому... А еще, тихими безветренными ночами можно услышать, как он пытается выдуть какую-нибудь ноту. Я сам не раз слышал - очень страшно.
Мы опять немного помолчали. Отец Кристоф сидел в кресле, уставившись невидящим взглядом в какую-то точку на стене. Было видно, что и после стольких лет, ему все еще трудно рассказывать эту историю.
- И что же, завтра все это снесут? - опять спросила я.
- Снесут, - подтвердил он.
- И ничего нельзя поделать?
- Скорее всего, нет, - вздохнул он. - Да и надо ли? Ведь сколько лет старый Орган стоит там, оплакивает свою Девочку. Не лучше ли прекратить его мучения?
Подумав, я кивнула, и мы опять замолчали.
Минут через пять скрипнула дверь, и в гостиную заглянула хозяйка.
- Все никак не наговоритесь? - поинтересовалась она и, увидев мое заплаканное лицо, воскликнула:
- Кристоф, ты опять за свое? Зачем же так девочку расстраивать? Пойдем, детка, напою тебя чаем и покажу, где твоя комната. У тебя завтра трудный день.
И я ушла спать, оставив старика наедине со своими воспоминаниями.
Девочка и Орган.
Прошлым летом меня на месяц отправили в Польшу в школу по обмену. Семья, в которую меня определили, жила на самом окраине Варшавы, можно даже сказать в ее пригороде. В небольшом доме жили только двое - старый священник и его сестра. Они оказались очень добрыми и душевными людьми, приняли меня как родную. Сказали, что давно уже живут вдвоем, так как дети все выросли и разъехались кто куда. И поэтому очень обрадовались, когда к ним поселили студентку на месяц - все радость для стариков.
В первый же вечер после вкусного и плотного ужина, зайдя в гостиную, я увидела, как старый священник Кристоф молча стоял у окна и пристально куда-то смотрел. Я подошла, чтобы спросить, что он рассматривал, и вдруг заметила, что лицо старика было очень серьезным и даже печальным. В ответ на мой немой вопрос, он, не отводя взгляда от окна, спросил:
- Видишь эту старую заброшенную церковь напротив? Завтра утром сюда приедет команда рабочих и снесет ее. Городской совет решил поставить на ее месте новую.
- И что же?
- С этой церковью связана одна история… - проговорил он, как бы нехотя. - Даже не верится, что завтра тут останется лишь пустырь и груда камней.
Он немного помолчал, видимо собираясь с мыслями. Я молчала, ожидая продолжения.
- Когда я был еще мальчиком, мой отец был священником в этой церкви. Но это не главное...
***
Девочка.
То утро выдалось холодным и хмурым, первое по-настоящему осеннее утро в этом году. Дул сырой пронизывающий ветер, гонял над городом рыхлые тучи, а зелень деревьев выглядела как-то неуместно, как будто стеснялась своего летнего наряда. К дому священника подошла необычная парочка: пожилой мужчина, ведущий за руку маленькую девочку лет десяти. Глаза ее были закрыты, а в руках у нее была трость, которой она простукивала перед собой дорогу. Из-за этого они продвигались довольно медленно, но наконец подошли к двери, и мужчина постучал. Открыли почти сразу, несмотря на раннее утро. Женщина, впустившая их в дом, поежилась от ветра, посетовала на плохую погоду и спросила, по какому вопросу они пришли. Мужчина ответил, что пришел поговорить со священником. Тогда она провела их в гостиную и оставила наедине с хозяином дома.
- Доброе утро, господин Шиманский, - поздоровался посетитель.
- Здравствуйте, - ответил священник, вставая из-за стола, за которым он только что кончил завтракать. - С кем имею честь..?
- Меня зовут Микаэль Вальд. Мы с дочерью только недавно переехали сюда, поэтому вы нас еще не знаете.
- Хм, судя по вашему имени, вы не католической конфессии, так чем же я могу быть вам полезен?
- Я - нет, но моя жена была католичкой. И она воспитала нашу дочь в своей вере. Вчера Стефани попросила меня отвести ее на воскресную службу. Я, конечно же, не мог отказать. И со вчерашнего вечера она твердит только об одном: она хочет научиться играть на органе. Вы могли бы взять ее в ученицы?
- Вот как? Неожиданная просьба! - судя по его лицу, было понятно, что никто никогда раньше не просил его о таком. - Я должен подумать. Видите ли, орган - очень непростой инструмент, чтобы совладать с ним, надо обладать немалой силой и сноровкой, а ваша дочь еще совсем малышка. Сколько ей?
- Одиннадцать.
- Святой отец, - девочка, молчавшая до этого времени, вдруг обратилась к священнику с таким волнением в голосе, что тот удивился. - Вчера я слышала эту музыку в церкви, и с тех пор не могу думать ни о чем больше. Я поняла, что обязательно должна научиться играть так же. Пожалуйста, возьмите меня в ученицы!
Лицо девочки, обращенное к нему, выглядело как-то нелепо. Священнику казалось, что, несмотря на закрытые глаза, она все равно видит его. От этого ощущения ему сделалось не по себе.
- Но дело не только в твоем возрасте... Понимаешь... - он немного замялся, не решаясь сказать вслух о том, что ее слепота может послужить препятствием в обучении.
- Если вы о ее неспособности видеть, - вступился за девочку отец, - то не волнуйтесь, с этим не будет никаких проблем. Стефани с семи лет занимается на фортепиано, и ее учитель всегда говорил, что слепота только помогает ей тоньше слышать музыку. Она хорошо запоминает то, что ей играют, и таким образом выучила уже немалый репертуар.
- Но орган и фортепиано два совершенно разных инструмента...
- Пожалуйста, - попросила девочка, тихо, но очень настойчиво.
Священник немного помолчал, вздохнул и сказал:
- Хорошо. Я согласен. Вы уже определились со школой? Замечательно, тогда будешь приходить ко мне после школы по вторникам и пятницам. Это время вам подходит?
Девочка в ответ улыбнулась, ее отец поблагодарил священника. Взрослые еще некоторое время договаривались о плате за уроки, но девочка уже не слышала их. Она ушла в свои мысли, и с лица ее не сходила улыбка.
Орган.
Во вторник вместо одного пришли трое. Один - священник, которого он уже хорошо знал. Но вот двое других были ему незнакомы. Первый - высокий худой мужчина с седой головой и большими печальными глазами, прятавшимися за очками. Его ботинки скрипели, а немного шаркающая походка и громкое сопение создавали слишком много щума. А вторая оказалась маленькой девочкой с какой-то непонятной палкой в руках. Глаза девочки почему-то все время были закрыты, а своей палкой она непрестанно стучала по полу. Это его раздражало.
Троица разделилась: седой мужчина сел на одну из скамеек, а священник подвел девочку прямо к Органу.
- Ну вот, - послышался голос отца Юстина, - садись сюда. Палочку свою можешь положить под сиденье, чтобы потом не искать.
Девочка села на скамью перед клавиатурой. Глаз она так и не открыла.
- Теперь клавиатура прямо перед тобой, можешь попробовать что-нибудь сыграть. Я пока сам все подключил, на первый раз.
И тут произошло что-то, чего Орган никак не предполагал: девочка протянула руку и нажала одну из его клавиш. Казалось бы, что здесь такого? Ведь на нем чуть ли не каждый день играют. Но нет, тут было совсем другое. До сих пор он знал только взрослые, мужские руки, а здесь... Робкое, неуверенное прикосновение ребенка, маленькой девочки. От неожиданности и переполнивших его чувств вместо обычного звука он издал какой-то невнятный хрип. Этот звук испугал ее, и она отдернула руку. Все еще не придя в себя от этого первого прикосновения, он уже пожалел, что она убрала палец.
- Он у нас немного капризный, - опять донесся голос священника. - Сколько раз уже вызывали мастера, чтобы выяснил, в чем причина, - ничего не помогает! Каждый раз может выкинуть что-нибудь новое. Но ты не бойся, - сказал он, обращаясь к девочке, - когда ты более или менее научишься играть, может, тебе удастся подружиться с ним. Помнишь что-нибудь из своих фортепианных пьес? Можешь попробовать сыграть. Но предупреждаю, звучать все будет совсем по-другому.
Орган затаил дыхание: вот, сейчас она положит обе руки на клавиатуру и заиграет!
Она исполнила какой-то простенький менуэт. Руки и плечи ее были напряжены, она боялась ошибиться в присутствии своего нового учителя. Но Орган наслаждался этими легкими касаниями, он почувствовал сквозь них, как много для нее значит музыка, которую она исполняет. И как важно для нее то, что она играет именно на органе. За те несколько минут, что она играла, он не сделал ни одной ошибки.
Она закончила играть. Он перевел дыхание.
- Неплохо, - сказал отец Юстин. - Надо же! Ни одной неверной ноты - похоже, ты понравилась нашему органу, - усмехнулся он.
Все остальное время учитель рассказывал ей про разные регистры, показывал ножную клавиатуру. Выяснилось, что сидение слишком высоко для девочки, она не достает ногами до полу и не может нажимать педали. Священник подозвал ее отца и указал ему на проблему. Тот пообещал найти специально для нее скамью пониже и принести ее уже на следующее занятие.
Орган же все это время следил за ее пальцами, послушно переключался на всевозможные регистры, отзывался на малейшие ее прикосновения. Он старался выдавать самые чистые и певучие звуки, чтобы не испугать ее снова. Святой отец только дивился: он и не подозревал, что у этого органа может быть такой звук.
А девочке было ужасно жаль, что она не может посмотреть на этот огромный и могучий инструмент, который издавал такие волшебные звуки. Конечно, учитель описал ей все как мог словами, но этого было мало. И, зная, что ей никогда не дано увидеть это, она хотела хотя бы потрогать, как "видят" слепые.
Все время пока проходил урок, Орган вглядывался в лицо девочки. Оно всегда оставалось очень серьезным и сосредоточенным, она внимала каждому слову учителя. И ни разу не открыла глаза.
"Да ведь она слепая!" - вдруг понял он.
Орган, для которого главным чувством всегда оставался слух, который все "видел" звуками, не смог бы понять, что значит для человека потерять зрение. Но он попытался: он представил, что он оглох.
Тот ужас, который охватил его при этой мысли, ввел его в оцепенение. Несколько секунд он пребывал в таком смятении, что даже забыл о девочке, которая тщетно пыталась выжать из клавиш какие-нибудь звуки. Когда он пришел в себя, то погнал эту мысль прочь, как страшную болезнь. Первый шок прошел, он снова зазвучал, но теперь, глядя на закрытые глаза девочки, он не мог отделаться от непонятного чувства вины. И когда урок закончился и девочка потянулась за своей палкой, он вспомнил, как его раздражал этот звук вначале. И устыдился еще больше.
Девочка и ее отец ушли, сказав, что снова придут в пятницу. Орган вздохнул: до пятницы оставалось еще два дня. Отец Юстин больше не играл на нем сегодня, и он был предоставлен сам себе. До глубокой ночи он вызывал в памяти те события, что произошли с ним сегодня, и переживал их снова и снова. Постукивание палочки по мраморному полу, шумное сопение старого отца, удивленный голос священника. Но чаще всего он вспоминал легкое прикосновение детских рук к клавишам. Он был настолько увлечен новыми ощущениями, что даже не мог вспомнить, какую музыку она играла, - такое было с ним впервые.
Пятницы он еле дождался, боялся, что она не придет. А когда в дверях церкви наконец показалась ее фигурка, он не поверил своему счастью. И вновь, как и на первом уроке, он получал непередаваемое удовольствие от ее игры, от ее музыки. И так же, как в прошлый раз, глядя на ее закрытые глаза, он чувствовал себя виноватым. Он не понимал почему, но не мог отделаться от этого чувства. А потом пришла жалость. Он, конечно, не знал, что это называется именно так, но делал все, что было в его силах, чтобы ей приятно было играть. Он издавал самые мягкие и благородные звуки, на которые был способен.
Ее отец принес для нее специальный стул, на котором она теперь сидела. Перебирая своими ножками нижние педали, она долго прислушивалась к каждому звуку, как бы запоминая, как он звучит, его окраску.
Отец Юстин по-прежнему не мог понять, как удается этой маленькой девочке, впервые притронувшейся к органу, издавать такие божественные звуки, которые ему самому далеко не всегда удается извлечь. По его мнению, на то была воля Божья.
- Ваша дочь создана для этого инструмента! - восхищенно сказал он отцу в конце второго занятия.
С тех пор Орган с нетерпением ждал вторников и пятниц. Он стал очень неохотно играть на службах, когда исполнителем был сам отец Юстин, - хрипел, путал ноты, в общем, сопротивлялся как мог. Но когда приходила она, он был само послушание. А по вечерам, после ее уроков, он еще долго приходил в себя, его мысли совершенно неуправляемо метались по трубам. Все его огромное тело было в восторге от этой маленькой девочки. Когда одно какое-нибудь особенно яркое воспоминание пролетало вверх по трубе, ему даже удавалось извлечь звук. Никогда раньше он не думал, что такое вообще возможно!
Орган был влюблен, хотя и не сознавал этого, он и слова-то этого не знал. Просто он никому больше не позволял на нем играть. Время до каждого следующего занятия для него тянулось невероятно долго. А когда вдруг она заболела и не приходила целых две недели, священнику пришлось проводить службы без сопровождения: Орган окончательно вышел из строя.
Будучи церковным органом, он уже давно выучил наизусть все возможные хоралы, которые люди пели под его аккомпанемент. Все они были обращены к Богу и содержали много слов о любви. Люди благодарили Господа за то, что он для них сделал. Орган не мог знать, кто такой этот Бог, которого они так восхваляют. Но он понимал, что это должен быть кто-то очень хороший, раз столько людей благодарны ему. Когда появилась Девочка, Органу показалось, что он понял, о чем поется в этих хоралах. То чувство, которое он испытывал к ней, было очень похоже на то, с которым люди восхваляли Господа. Он не знал никакой другой любви, кроме этой. Девочка стала для него предметом обожания, стала его богом.
Но, что самое главное, он чувствовал, что она тоже любит его. Она всегда была с ним откровенна, как ни с кем другим. Орган всегда без труда улавливал ее настроение по малейшим деталям ее игры. Она могла так печально играть веселую пьесу, что он тут же подстраивался под нее и играл мягче, так, как хотелось ей. Между ними возникло особенное взаимопонимание, они были двумя половинками одного целого.
Девочка.
Стефании Вальд было одиннадцать лет, она была слепа от рождения. Мать ее умерла рано, успев привить девочке любовь к Богу и к музыке. Еще от матери ей достались красивые черты лица и чудесные каштановые кудри. Но люди частенько этого не замечали - все обращали внимание только на закрытые глаза и палку в ее руках.
Переехав в Варшаву, отец устроил ее в местную школу. Там к новенькой отнеслись на удивление спокойно. Одноклассники, конечно, несколько избегали ее, но учителя всегда стремились помочь. Они даже согласились давать ей все задания в устной форме, так как писать она не могла. Отец всегда сам приводил ее в школу, а добираться домой ей часто помогал кто-нибудь из учителей, потому что отец работал допоздна. Стефании нравилось учиться, но не нравилась школа. Она понимала, что не такая, как все, что она выделяется. И поэтому всегда больше любила оставаться одна, чем в толпе шумных учеников.
Это была еще одна причина, почему ей так хотелось научиться играть на органе. Здесь весь класс состоял из нее одной, ее ни с кем не сравнивали. Святой отец не мог нарадоваться на свою юную ученицу, она схватывала все на лету. Из-за слепоты у нее была превосходно развита координация - она удивительно быстро разобралась со всеми рычажками, с тремя мануалами и ножной клавиатурой. Через три месяца она уже свободно владела всеми этими техническими тонкостями, и занятия перешли на новый уровень. Теперь в начале урока Отец Юстин играл ей какое-нибудь произведение, а она постепенно его заучивала. Как и сказал ее отец, музыку она запоминала быстро, а тонкий слух и врожденная музыкальность позволяли ей по-своему интерпретировать выученный репертуар.
Стефания частенько приходила в церковь помимо своих индивидуальных уроков, после школьных занятий. Ей нравилась особенная тишина, царившая в этом здании, нравился запах зажженных свечей, нравилось эхо, которое подхватывало даже самые тихие шорохи и уносило их вверх под высокие своды.
Каждый ее приход начинался с молитвы. Она садилась на краешек скамьи и на несколько секунд замирала, сложив руки. Когда она была совсем маленькой, она молила Бога послать ей зрение, но безуспешно. В конце концов она прекратила попытки и с тех пор просила только о здоровье отца и о своем собственном.
После этой коротенькой молитвы она оставляла свою палку на сиденье, а сама отправлялась исследовать церковь. В это время внутри было обычно всего несколько человек, так что никто не замечал ее экспериментов. Она хотела узнать это место как можно лучше, хотела уметь ориентироваться тут без своей палочки, хотела чувствовать себя здесь как дома. Постепенно она исследовала все уголки и ниши, запомнила все ступеньки и колонны, знала, сколько рядов скамей располагается по каждую сторону от главного прохода. А эхо, разлетавшееся от ее осторожных шагов, говорило ей о том, насколько высоко находится потолок.
Как-то на одном из занятий она попросила священника поподробнее рассказать ей об устройстве органа. И он показал ей одну неприметную маленькую дверь, ведущую, как оказалось, внутрь инструмента. Пространство внутри оказалось заполнено металлическими трубами всех размеров, которые оставляли узкую дорожку, ведущую вглубь, где их ждали еще трубы. Воздух внутри был прохладнее, чем в церкви, и очень пыльным.
- Здесь уже давно не убирали, - пояснил отец Юстин. - Надо будет прислать сюда кого-нибудь с тряпкой.
- А можно я тут приберу? - неожиданно даже для себя вдруг спросила Стефания.
- А тебе не страшно? Тут так темно и все эти трубы...
- Что мне темнота? - усмехнулась девочка.
- Ах, да. Извини, - смутился он. - Но ты можешь заблудиться, тут целый лабиринт.
- А вы меня сейчас проведите по всем переходам, я быстро все запоминаю.
И он повел ее по этому необычному лабиринту. Иногда она протягивала руку в сторону, чтобы пощупать гладкую поверхность труб. Именно об этом она мечтала на первом своем занятии - почувствовать, потрогать орган. Она не могла видеть его, но смогла проникнуть в самую его суть.
Выйдя наружу, священник пообещал, что к следующему занятию сделает ей дубликат ключа от этой двери, чтобы она могла сама туда заходить. Остаток занятия для Стефании прошел под впечатлением от новых переживаний. Пока она играла, она представляла себе переплетение труб где-то там, в глубине...
Вскоре после этого урока она досконально изучила то, что скрывалось за маленькой дверцей. Она исследовала там все так же, как до этого в церкви. Ей нравилось думать, что это ее тайна, ведь никто не знал Oрган так хорошо, как она. А еще она чувствовала, что Oрган каким-то образом знает о ее существовании и ему тоже нравится, когда она ходит там в темноте, между труб.
Но сильнее всего единение с Органом она чувствовала во время игры. В эти моменты они сливались в одно целое - девочка, Орган и музыка. Будь то серьезные фуги Баха или легкие, незатейливые пьесы Генделя. Она с головой уходила в музыку, отдавалась ей вся без остатка, и Орган это чувствовал. Он был благодарен ей за это.
Время шло, постепенно все привыкли к слепой девочке. Многие знали, что она играет в церкви на органе и приходили послушать ее. Они восхищались ее игрой, а она даже не замечала их присутствия. Во время игры она всегда оставалась наедине с инструментом и Богом. Она никогда не играла на публику, все время только для себя.
Примерно через год ее учитель объявил, что она уже знает все, чему он может ее научить, так что уроки прекратятся. Но оставались еще воскресные службы, всевозможные праздники, на которых она непременно играла. К тому же она почти все свое свободное время проводила в церкви, играя просто для собственного удовольствия.
Незаметно прошло еще четыре года, Стефания превратилась в молодую девушку, закончила школу. Но характер ее не изменился, она все так же избегала шумных компаний и предпочитала одиночество. Музыка и ее отец оставались для нее самым главным на свете. Пока не произошло одно событие...
Орган.
Он любил большие праздники, в такие дни всегда организовывали концерт. Девочка играла долго и с особым воодушевлением. Так было и в этот раз. После концерта, как всегда, к ней стали подходить люди, благодарить за прекрасную музыку, она кивала и улыбалась в ответ. В эти минуты он был горд за нее. Но наконец основная толпа схлынула, и в церкви осталось совсем мало людей, среди них священник Юстин и отец девочки. Вместе с ними стоял еще кто-то, незнакомый.
Все они подошли поздравить Девочку с чудесным концертом, и святой отец добавил:
- Познакомься, Стефани, это мой племянник Кристоф.
Она повернула голову на голос и поздоровалась.
- Он практически твой ровесник, только вчера вернулся из Франции. А сегодня непременно захотел прийти послушать твой концерт, я ему много про тебя рассказывал.
- Вы превосходно играете! - это сказал тот самый незнакомец, Кристоф.
От похвалы Девочка покраснела и засмущалась.
Разговор перешел на другую тему, говорили в основном взрослые, а Кристоф все время поглядывал на Девочку. Та все еще сидела на скамье перед инструментом и молчала.
Орган видел все это и чем дальше, тем больше ему не нравился Кристоф. То, что он говорил, и то, как Девочка реагировала на его слова. Орган чувствовал в ней и смятение, и удовольствие и никак не мог понять, чем это вызвано. Раньше такие эмоции в ней вызывала только музыка.
Но совершенным сюрпризом для него стало то, что, когда все собрались уходить, Кристоф предложил проводить ее до двери за руку и она согласилась!
"Она же знает это место как свои пять пальцев! Зачем ей поводырь? И если уж на то пошло, то почему не ее отец, как раньше?" - все эти мысли наперебой требовали ответа, а он никак не мог понять, в чем же дело.
Взрослые тоже заметили эту странность, но лишь пропустили Девочку и Кристофа вперед, а сами загадочно перемигнулись за их спинами.
Всю эту ночь Орган не находил себе места. Он уже так привык, что Девочка всегда была с ним, безраздельно, мыслями и эмоциями. Он не хотел даже думать о том, что в ее жизни может появиться кто-то еще, кто-то важнее его. От возмущения он издавал самые низкие и противные звуки. В который раз вспоминая подробности этого вечера, он надеялся, что ему все это показалось.
Наконец он смог убедить себя, что Девочка просто застеснялась в присутствии незнакомого человека. Немного успокоенный таким объяснением, он решил подождать до завтра, чтобы убедиться точно.
Утро выдалось ярким и солнечным. Лучи заглядывали в стрельчатые окна и окрашивались в разные цвета, проходя сквозь витражи. Но Органу, к сожалению, это чудесное начало нового дня не принесло облегчения. Девочка обычно приходила рано утром, когда еще никого не было в церкви. Вот и сегодня дверь еле приоткрылась, и появилась она. Но вслед за ней зашел и вчерашний незнакомец.
Возмущению Органа не было границ, это было уже чересчур! Он ужасно обиделся и твердо решил издавать сегодня под ее руками только самые ужасные звуки.
Тем временем Девочка подошла к своему привычному месту и села. Кристоф пристроился на одной из скамей и попросил сыграть что-нибудь. Она хотела было исполнить кое-что из вчерашнего концерта, но звуки, которые начал издавать инструмент, остановили ее после первого же такта.
- Что-то случилось? Ты не можешь играть? - обеспокоенно спросил Кристоф.
- Нет, дело не во мне, - проговорила Девочка, сама недоумевая, как такое могло произойти.
За все время, что она играла тут, такое случилось впервые.
- А что тогда? - поинтересовался он.
- Возможно, это сам орган, - неуверенно проговорила она, постепенно начиная понимать причину такого странного поведения инструмента.
- Орган? А что с ним? Расстроился?
- Еще как! - усмехнулась она. - Он ревнует.
- Он? Но как? Как такое может быть? - изумился Кристоф.
- Ну, это сложно объяснить, но если коротко, то Орган - живой. И он меня любит, - улыбнулась она.
Встав со скамьи, она уверенными шагами подошла к маленькой дверце, сняла с шеи цепочку с ключом и, открыв дверь, сказала:
- Подожди здесь немного, хорошо? Я скоро вернусь.
- Ты куда?
- Успокаивать его.
- Ты не заблудишься?
- Нет, я это место знаю лучше, чем свой дом, - и она зашла внутрь.
Орган и вправду немного успокоился, когда Девочка стала ходить между трубами, привычно гладить их руками. Она ничего не говорила, но этого и не требовалось. Ему было достаточно звуков ее дыхания, ее шагов, прикосновений ее рук, чтобы почувствовать, как она его любит, как он ей нужен. Он понял, что постепенно все равно простит ей, смирится с тем, что в ее жизни появился какой-то очень важный для нее человек. Он слишком любил ее, чтобы долго злиться.
Когда она вышла и снова попробовала что-то сыграть, он привычно слушался ее движений. Наверное, со стороны ее музыка сегодня ничем не отличалась от вчерашней, но Орган остро чувствовал разницу. Она была не тут, не с ним, ее мысли были о другом, скорее всего о том, кто сидел на скамье и слушал.
А через месяц началась война.
Девочка.
Все произошло очень неожиданно. Все молодые люди ушли на фронт, в том числе и Кристоф. Хорошо еще, что отец Стефании был уже слишком стар - ему было разрешено остаться. Но над ним и над ней самой нависла другая беда: прошел слух, что немецкие солдаты отыскивают и убивают всех евреев. Никто из местных жителей, конечно, не выдал бы их, но что делать, если немцы сами дойдут до Варшавы?
Когда Кристофа призвали, их дружба еще только-только начинала перерастать в нечто большее. Он был первым и единственным, кто обратил на нее внимание, кого не оттолкнул тот факт, что она слепая, но и он очень быстро исчез из ее жизни. Ей оставалось только надеяться, что он не забудет ее и вернется с войны живым, а ей самой удастся дождаться его. До тех же пор у нее оставался только отец и ее музыка. Как и прежде, казалось бы, но теперь все было совсем по-другому.
Каждый день люди приходили в церковь, чтобы помолиться за своих родных и друзей, которые ушли воевать. Стефания играла для них, молилась сама и пыталась своей музыкой хоть как-то поддержать прихожан. Но музыка, рассчитанная на мирное время, на большие веселые праздники, как ей казалось, не подходила к сложившейся в городе ситуации: каждый день, уходя из дома, люди прощались со своими родными, потому что велика была вероятность, что они уже не вернутся. Поняв, что в ее репертуаре нет ничего подходящего, она решила обратиться к своему старому учителю.
Отец Юстин тут же понял, что она имеет в виду, и пообещал ей порыться в старых нотах. На следующий день он принес с собой "Токкату и Фугу" ре минор Баха. Он сам играл ее когда-то давно, Стефания же только слышала о таком произведении. Священник заверил ее, что это именно то, что ей нужно, и она попросила сыграть ей хотя бы начало.
- А твой орган меня послушает? - с улыбкой спросил он.
- Я думаю, да, - серьезно ответила она. - На всякий случай я постою рядом.
То ли Органу самому нравилось это произведение, то ли успокаивающе подействовало присутствие Стефании, но он действительно позволил отцу Юстину сыграть несколько начальных фраз.
Такого сильного переживания она не испытывала уже давно. Мощные величественные звуки наполнили церковь до самых потаенных ее уголков. Это было сравнимо разве что с тем самым моментом, когда Стефания пять лет назад впервые в жизни услышала, как звучит орган. Грандиозный размах произведения был понятен с самого начала, она не могла даже предположить, что же будет в Фуге, где музыкальное напряжение обычно доходит до своего предела.
Простояв несколько секунд в оцепенении, она сказала отцу Юстину хриплым от волнения голосом:
- Наши уроки должны возобновиться. Я хочу выучить это!
И вновь начались их совместные занятия. Горожане, идущие мимо церкви, слышали доносящиеся оттуда грозные звуки органа. Приходившие помолиться часто заставали Стефанию на своем месте, разучивающую что-то новое под присмотром святого отца. Все понимали, что готовится что-то очень важное.
И вот наконец назначили дату концерта.
Девочка и Орган.
В тот день Стефания с самого утра была удивительно спокойна. Она приготовила завтрак себе и отцу, поела и так же спокойно убрала со стола. По какому-то негласному соглашению они не ничего не говорили в то утро. Оставив дом в идеальном порядке, они вместе вышли на улицу и пошли в церковь.
Войдя внутрь, она оставила свою неизменную палочку у двери и пошла к Органу. Ее отец уселся на скамью и с гордостью проводил свою дочку взглядом. Стефания специально пришла поранбше, чтобы у нее было время заглянуть в маленькую дверцу. Он ждал ее, она чувствовала это. Привычно шагая по узкому проходу, она легонько гладила огромные металлические трубы, невидимые во тьме. Но ей и не нужно было их видеть, достаточно было просто знать, что она - в самом сердце Органа. Переняв ее настроение, он понял, что сегодня что-то случится, она чего-то ждет. И боится и спокойна одновременно. Как будто она заранее к чему-то подготовилась. Но он-то не был готов! Он даже не подозревал, что ее ждет, и от этого начал волноваться. Но, видимо, затем она и пришла сюда, чтобы успокоить его перед выступлением.
В самом дальнем уголке этого лабиринта она остановилась. Он напряженно вслушивался, пытаясь понять, что с ней происходит. И вдруг услышал звук, который никогда не слышал прежде, - ее плач.
Вот тут он понял. Понял, к чему она себя подготовила, чего она так боится. Его Девочка пришла попрощаться.
Невыразимая буря эмоций - от ярости до отчаяния - сотрясла все его существо. Он не мог знать причину случившегося и поэтому недоумевал, почему это должно случиться именно сейчас. Да, он чувствовал в последнее время ее подавленное настроение, но он думал, это из-за того, что Кристоф куда-то пропал. Он не знал ни о войне, ни об опасности, грозящей ей. Как же ему хотелось в этот момент хоть как-то утешить ее, сказать ей что-нибудь! Но единственное, что он мог сделать, - это вложить все свои силы в этот концерт.
Через несколько минут она вышла, заперла дверцу и заняла свое место. Зрители ждали, затаив дыхание.
Концерт начался.
***
- И что же дальше? - с нетерпением спросила я.
- Во время концерта кто-то забежал в церковь и крикнул, что немцы на подходе, - отозвался старый священник. - Но никто не обратил внимания. Солдаты действительно пришли туда, но из уважения к великой музыке немецкого композитора дождались, пока отзвучит последний аккорд, прежде чем открыть огонь.
Мы помолчали некоторое время. Я сидела с красными распухшими глазами и уткнувшись в носовой платок. За окном давно стояла ночь.
- А что же Орган? - наконец спросила я.
- С тех пор церковь не ремонтировалась, туда даже никто не заходил. Орган, соответственно, не трогали. Да он бы и не дался никому... А еще, тихими безветренными ночами можно услышать, как он пытается выдуть какую-нибудь ноту. Я сам не раз слышал - очень страшно.
Мы опять немного помолчали. Отец Кристоф сидел в кресле, уставившись невидящим взглядом в какую-то точку на стене. Было видно, что и после стольких лет, ему все еще трудно рассказывать эту историю.
- И что же, завтра все это снесут? - опять спросила я.
- Снесут, - подтвердил он.
- И ничего нельзя поделать?
- Скорее всего, нет, - вздохнул он. - Да и надо ли? Ведь сколько лет старый Орган стоит там, оплакивает свою Девочку. Не лучше ли прекратить его мучения?
Подумав, я кивнула, и мы опять замолчали.
Минут через пять скрипнула дверь, и в гостиную заглянула хозяйка.
- Все никак не наговоритесь? - поинтересовалась она и, увидев мое заплаканное лицо, воскликнула:
- Кристоф, ты опять за свое? Зачем же так девочку расстраивать? Пойдем, детка, напою тебя чаем и покажу, где твоя комната. У тебя завтра трудный день.
И я ушла спать, оставив старика наедине со своими воспоминаниями.
читатьДевочка и Орган.
Прошлым летом меня на месяц отправили в Польшу в школу по обмену. Семья, в которую меня определили, жила на самом окраине Варшавы, можно даже сказать в ее пригороде. В небольшом доме жили только двое - старый священник и его сестра. Они оказались очень добрыми и душевными людьми, приняли меня как родную. В первый же вечер после вкусного и плотного ужина, зайдя в гостиную, я увидела, как старый священник Кристоф молча стоял у окна и пристально куда-то смотрел. Я подошла, чтобы спросить, что он рассматривал, и вдруг заметила, что лицо старика было очень серьезным и даже печальным. В ответ на мой немой вопрос, он, не отводя взгляда от окна, спросил:
- Видишь эту старую заброшенную церковь напротив? Завтра утром сюда приедет команда рабочих и снесет ее. Городской совет решил поставить на ее месте новую.
- И что же?
- С этой церковью связана одна история… - проговорил он, как бы нехотя. - Даже не верится, что завтра тут останется лишь пустырь и груда камней.
Он немного помолчал, видимо собираясь с мыслями. Я молчала, ожидая продолжения.
- Когда я был еще мальчиком, мой отец был священником в этой церкви. Но это не главное...
***
Девочка.
То утро выдалось холодным и хмурым, первое по-настоящему осеннее утро в этом году. Дул сырой пронизывающий ветер, гонял над городом рыхлые тучи, а зелень деревьев выглядела как-то неуместно, как будто стеснялась своего летнего наряда. К дому священника подошла необычная парочка: пожилой мужчина, ведущий за руку маленькую девочку лет десяти. Глаза ее были закрыты, а в руках у нее была трость, которой она простукивала перед собой дорогу. Из-за этого они продвигались довольно медленно, но наконец подошли к двери, и мужчина постучал. Открыли почти сразу, несмотря на раннее утро. Женщина, впустившая их в дом, поежилась от ветра, посетовала на плохую погоду и спросила, по какому вопросу они пришли. Мужчина ответил, что пришел поговорить со священником. Тогда она провела их в гостиную и оставила наедине с хозяином дома.
- Доброе утро, господин Шиманский, - поздоровался посетитель.
- Здравствуйте, - ответил священник, вставая из-за стола, за которым он только что кончил завтракать. - С кем имею честь..?
- Меня зовут Микаэль Вальд. Мы с дочерью только недавно переехали сюда, поэтому вы нас еще не знаете.
- Хм, судя по вашему имени, вы не католической конфессии, так чем же я могу быть вам полезен?
- Я - нет, но моя жена была католичкой. И она воспитала нашу дочь в своей вере. Вчера Стефани попросила меня отвести ее на воскресную службу. Я, конечно же, не мог отказать. И со вчерашнего вечера она твердит только об одном: она хочет научиться играть на органе. Вы могли бы взять ее в ученицы?
- Вот как? Неожиданная просьба! - судя по его лицу, было понятно, что никто никогда раньше не просил его о таком. - Я должен подумать. Видите ли, орган - очень непростой инструмент, чтобы совладать с ним, надо обладать немалой силой и сноровкой, а ваша дочь еще совсем малышка. Сколько ей?
- Одиннадцать.
- Святой отец, - девочка, молчавшая до этого времени, вдруг обратилась к священнику с таким волнением в голосе, что тот удивился. - Вчера я слышала эту музыку в церкви, и с тех пор не могу думать ни о чем больше. Я поняла, что обязательно должна научиться играть так же. Пожалуйста, возьмите меня в ученицы!
Лицо девочки, обращенное к нему, выглядело как-то нелепо. Священнику казалось, что, несмотря на закрытые глаза, она все равно видит его. От этого ощущения ему сделалось не по себе.
- Но дело не только в твоем возрасте... Понимаешь... - он немного замялся, не решаясь сказать вслух о том, что ее слепота может послужить препятствием в обучении.
- Если вы о ее неспособности видеть, - вступился за девочку отец, - то не волнуйтесь, с этим не будет никаких проблем. Стефани с семи лет занимается на фортепиано, и ее учитель всегда говорил, что слепота только помогает ей тоньше слышать музыку. Она хорошо запоминает то, что ей играют, и таким образом выучила уже немалый репертуар.
- Но орган и фортепиано два совершенно разных инструмента...
- Пожалуйста, - попросила девочка, тихо, но очень настойчиво.
Священник немного помолчал, вздохнул и сказал:
- Хорошо. Я согласен. Вы уже определились со школой? Замечательно, тогда будешь приходить ко мне после школы по вторникам и пятницам. Это время вам подходит?
Девочка в ответ улыбнулась, ее отец поблагодарил священника. Взрослые еще некоторое время договаривались о плате за уроки, но девочка уже не слышала их. Она ушла в свои мысли, и с лица ее не сходила улыбка.
Орган.
Во вторник вместо одного пришли трое. Один - священник, которого он уже хорошо знал. Но вот двое других были ему незнакомы. Первый - высокий худой мужчина с седой головой и большими печальными глазами, прятавшимися за очками. Его ботинки скрипели, а немного шаркающая походка и громкое сопение создавали слишком много щума. А вторая оказалась маленькой девочкой с какой-то непонятной палкой в руках. Глаза девочки почему-то все время были закрыты, а своей палкой она непрестанно стучала по полу. Это его раздражало.
Троица разделилась: седой мужчина сел на одну из скамеек, а священник подвел девочку прямо к Органу.
- Ну вот, - послышался голос отца Юстина, - садись сюда. Палочку свою можешь положить под сиденье, чтобы потом не искать.
Девочка села на скамью перед клавиатурой. Глаз она так и не открыла.
- Теперь клавиатура прямо перед тобой, можешь попробовать что-нибудь сыграть. Я пока сам все подключил, на первый раз.
И тут произошло что-то, чего Орган никак не предполагал: девочка протянула руку и нажала одну из его клавиш. Казалось бы, что здесь такого? Ведь на нем чуть ли не каждый день играют. Но нет, тут было совсем другое. До сих пор он знал только взрослые, мужские руки, а здесь... Робкое, неуверенное прикосновение ребенка, маленькой девочки. От неожиданности и переполнивших его чувств вместо обычного звука он издал какой-то невнятный хрип. Этот звук испугал ее, и она отдернула руку. Все еще не придя в себя от этого первого прикосновения, он уже пожалел, что она убрала палец.
- Он у нас немного капризный, - опять донесся голос священника. - Сколько раз уже вызывали мастера, чтобы выяснил, в чем причина, - ничего не помогает! Каждый раз может выкинуть что-нибудь новое. Но ты не бойся, - сказал он, обращаясь к девочке, - когда ты более или менее научишься играть, может, тебе удастся подружиться с ним. Помнишь что-нибудь из своих фортепианных пьес? Можешь попробовать сыграть. Но предупреждаю, звучать все будет совсем по-другому.
Орган затаил дыхание: вот, сейчас она положит обе руки на клавиатуру и заиграет!
Она исполнила какой-то простенький менуэт. Руки и плечи ее были напряжены, она боялась ошибиться в присутствии своего нового учителя. Но Орган наслаждался этими легкими касаниями, он почувствовал сквозь них, как много для нее значит музыка, которую она исполняет. И как важно для нее то, что она играет именно на органе. За те несколько минут, что она играла, он не сделал ни одной ошибки.
Она закончила играть. Он перевел дыхание.
- Неплохо, - сказал отец Юстин. - Надо же! Ни одной неверной ноты - похоже, ты понравилась нашему органу, - усмехнулся он.
Все остальное время учитель рассказывал ей про разные регистры, показывал ножную клавиатуру. Выяснилось, что сидение слишком высоко для девочки, она не достает ногами до полу и не может нажимать педали. Священник подозвал ее отца и указал ему на проблему. Тот пообещал найти специально для нее скамью пониже и принести ее уже на следующее занятие.
Орган же все это время следил за ее пальцами, послушно переключался на всевозможные регистры, отзывался на малейшие ее прикосновения. Он старался выдавать самые чистые и певучие звуки, чтобы не испугать ее снова. Святой отец только дивился: он и не подозревал, что у этого органа может быть такой звук.
А девочке было ужасно жаль, что она не может посмотреть на этот огромный и могучий инструмент, который издавал такие волшебные звуки. Конечно, учитель описал ей все как мог словами, но этого было мало. И, зная, что ей никогда не дано увидеть это, она хотела хотя бы потрогать, как "видят" слепые.
Все время пока проходил урок, Орган вглядывался в лицо девочки. Оно всегда оставалось очень серьезным и сосредоточенным, она внимала каждому слову учителя. И ни разу не открыла глаза.
"Да ведь она слепая!" - вдруг понял он.
Орган, для которого главным чувством всегда оставался слух, который все "видел" звуками, не смог бы понять, что значит для человека потерять зрение. Но он попытался: он представил, что он оглох.
Тот ужас, который охватил его при этой мысли, ввел его в оцепенение. Несколько секунд он пребывал в таком смятении, что даже забыл о девочке, которая тщетно пыталась выжать из клавиш какие-нибудь звуки. Когда он пришел в себя, то погнал эту мысль прочь, как страшную болезнь. Первый шок прошел, он снова зазвучал, но теперь, глядя на закрытые глаза девочки, он не мог отделаться от непонятного чувства вины. И когда урок закончился и девочка потянулась за своей палкой, он вспомнил, как его раздражал этот звук вначале. И устыдился еще больше.
Девочка и ее отец ушли, сказав, что снова придут в пятницу. Орган вздохнул: до пятницы оставалось еще два дня. Отец Юстин больше не играл на нем сегодня, и он был предоставлен сам себе. До глубокой ночи он вызывал в памяти те события, что произошли с ним сегодня, и переживал их снова и снова. Постукивание палочки по мраморному полу, шумное сопение старого отца, удивленный голос священника. Но чаще всего он вспоминал легкое прикосновение детских рук к клавишам. Он был настолько увлечен новыми ощущениями, что даже не мог вспомнить, какую музыку она играла, - такое было с ним впервые.
Пятницы он еле дождался, боялся, что она не придет. А когда в дверях церкви наконец показалась ее фигурка, он не поверил своему счастью. И вновь, как и на первом уроке, он получал непередаваемое удовольствие от ее игры, от ее музыки. И так же, как в прошлый раз, глядя на ее закрытые глаза, он чувствовал себя виноватым. Он не понимал почему, но не мог отделаться от этого чувства. А потом пришла жалость. Он, конечно, не знал, что это называется именно так, но делал все, что было в его силах, чтобы ей приятно было играть. Он издавал самые мягкие и благородные звуки, на которые был способен.
Ее отец принес для нее специальный стул, на котором она теперь сидела. Перебирая своими ножками нижние педали, она долго прислушивалась к каждому звуку, как бы запоминая, как он звучит, его окраску.
Отец Юстин по-прежнему не мог понять, как удается этой маленькой девочке, впервые притронувшейся к органу, издавать такие божественные звуки, которые ему самому далеко не всегда удается извлечь. По его мнению, на то была воля Божья.
- Ваша дочь создана для этого инструмента! - восхищенно сказал он отцу в конце второго занятия.
С тех пор Орган с нетерпением ждал вторников и пятниц. Он стал очень неохотно играть на службах, когда исполнителем был сам отец Юстин, - хрипел, путал ноты, в общем, сопротивлялся как мог. Но когда приходила она, он был само послушание. А по вечерам, после ее уроков, он еще долго приходил в себя, его мысли совершенно неуправляемо метались по трубам. Все его огромное тело было в восторге от этой маленькой девочки. Когда одно какое-нибудь особенно яркое воспоминание пролетало вверх по трубе, ему даже удавалось извлечь звук. Никогда раньше он не думал, что такое вообще возможно!
Орган был влюблен, хотя и не сознавал этого, он и слова-то этого не знал. Просто он никому больше не позволял на нем играть. Время до каждого следующего занятия для него тянулось невероятно долго. А когда вдруг она заболела и не приходила целых две недели, священнику пришлось проводить службы без сопровождения: Орган окончательно вышел из строя.
Будучи церковным органом, он уже давно выучил наизусть все возможные хоралы, которые люди пели под его аккомпанемент. Все они были обращены к Богу и содержали много слов о любви. Люди благодарили Господа за то, что он для них сделал. Орган не мог знать, кто такой этот Бог, которого они так восхваляют. Но он понимал, что это должен быть кто-то очень хороший, раз столько людей благодарны ему. Когда появилась Девочка, Органу показалось, что он понял, о чем поется в этих хоралах. То чувство, которое он испытывал к ней, было очень похоже на то, с которым люди восхваляли Господа. Он не знал никакой другой любви, кроме этой. Девочка стала для него предметом обожания, стала его богом.
Но, что самое главное, он чувствовал, что она тоже любит его. Она всегда была с ним откровенна, как ни с кем другим. Орган всегда без труда улавливал ее настроение по малейшим деталям ее игры. Она могла так печально играть веселую пьесу, что он тут же подстраивался под нее и играл мягче, так, как хотелось ей. Между ними возникло особенное взаимопонимание, они были двумя половинками одного целого.
Девочка.
Стефании Вальд было одиннадцать лет, она была слепа от рождения. Мать ее умерла рано, успев привить девочке любовь к Богу и к музыке. Еще от матери ей достались красивые черты лица и чудесные каштановые кудри. Но люди частенько этого не замечали - все обращали внимание только на закрытые глаза и палку в ее руках.
Переехав в Варшаву, отец устроил ее в местную школу. Там к новенькой отнеслись на удивление спокойно. Одноклассники, конечно, несколько избегали ее, но учителя всегда стремились помочь. Они даже согласились давать ей все задания в устной форме, так как писать она не могла. Отец всегда сам приводил ее в школу, а добираться домой ей часто помогал кто-нибудь из учителей, потому что отец работал допоздна. Стефании нравилось учиться, но не нравилась школа. Она понимала, что не такая, как все, что она выделяется. И поэтому всегда больше любила оставаться одна, чем в толпе шумных учеников.
Это была еще одна причина, почему ей так хотелось научиться играть на органе. Здесь весь класс состоял из нее одной, ее ни с кем не сравнивали. Святой отец не мог нарадоваться на свою юную ученицу, она схватывала все на лету. Из-за слепоты у нее была превосходно развита координация - она удивительно быстро разобралась со всеми рычажками, с тремя мануалами и ножной клавиатурой. Через три месяца она уже свободно владела всеми этими техническими тонкостями, и занятия перешли на новый уровень. Теперь в начале урока Отец Юстин играл ей какое-нибудь произведение, а она постепенно его заучивала. Как и сказал ее отец, музыку она запоминала быстро, а тонкий слух и врожденная музыкальность позволяли ей по-своему интерпретировать выученный репертуар.
Стефания частенько приходила в церковь помимо своих индивидуальных уроков, после школьных занятий. Ей нравилась особенная тишина, царившая в этом здании, нравился запах зажженных свечей, нравилось эхо, которое подхватывало даже самые тихие шорохи и уносило их вверх под высокие своды.
Каждый ее приход начинался с молитвы. Она садилась на краешек скамьи и на несколько секунд замирала, сложив руки. Когда она была совсем маленькой, она молила Бога послать ей зрение, но безуспешно. В конце концов она прекратила попытки и с тех пор просила только о здоровье отца и о своем собственном.
После этой коротенькой молитвы она оставляла свою палку на сиденье, а сама отправлялась исследовать церковь. В это время внутри было обычно всего несколько человек, так что никто не замечал ее экспериментов. Она хотела узнать это место как можно лучше, хотела уметь ориентироваться тут без своей палочки, хотела чувствовать себя здесь как дома. Постепенно она исследовала все уголки и ниши, запомнила все ступеньки и колонны, знала, сколько рядов скамей располагается по каждую сторону от главного прохода. А эхо, разлетавшееся от ее осторожных шагов, говорило ей о том, насколько высоко находится потолок.
Как-то на одном из занятий она попросила священника поподробнее рассказать ей об устройстве органа. И он показал ей одну неприметную маленькую дверь, ведущую, как оказалось, внутрь инструмента. Пространство внутри оказалось заполнено металлическими трубами всех размеров, которые оставляли узкую дорожку, ведущую вглубь, где их ждали еще трубы. Воздух внутри был прохладнее, чем в церкви, и очень пыльным.
- Здесь уже давно не убирали, - пояснил отец Юстин. - Надо будет прислать сюда кого-нибудь с тряпкой.
- А можно я тут приберу? - неожиданно даже для себя вдруг спросила Стефания.
- А тебе не страшно? Тут так темно и все эти трубы...
- Что мне темнота? - усмехнулась девочка.
- Ах, да. Извини, - смутился он. - Но ты можешь заблудиться, тут целый лабиринт.
- А вы меня сейчас проведите по всем переходам, я быстро все запоминаю.
И он повел ее по этому необычному лабиринту. Иногда она протягивала руку в сторону, чтобы пощупать гладкую поверхность труб. Именно об этом она мечтала на первом своем занятии - почувствовать, потрогать орган. Она не могла видеть его, но смогла проникнуть в самую его суть.
Выйдя наружу, священник пообещал, что к следующему занятию сделает ей дубликат ключа от этой двери, чтобы она могла сама туда заходить. Остаток занятия для Стефании прошел под впечатлением от новых переживаний. Пока она играла, она представляла себе переплетение труб где-то там, в глубине...
Вскоре после этого урока она досконально изучила то, что скрывалось за маленькой дверцей. Она исследовала там все так же, как до этого в церкви. Ей нравилось думать, что это ее тайна, ведь никто не знал Oрган так хорошо, как она. А еще она чувствовала, что Oрган каким-то образом знает о ее существовании и ему тоже нравится, когда она ходит там в темноте, между труб.
Но сильнее всего единение с Органом она чувствовала во время игры. В эти моменты они сливались в одно целое - девочка, Орган и музыка. Будь то серьезные фуги Баха или легкие, незатейливые пьесы Генделя. Она с головой уходила в музыку, отдавалась ей вся без остатка, и Орган это чувствовал. Он был благодарен ей за это.
Время шло, постепенно все привыкли к слепой девочке. Многие знали, что она играет в церкви на органе и приходили послушать ее. Они восхищались ее игрой, а она даже не замечала их присутствия. Во время игры она всегда оставалась наедине с инструментом и Богом. Она никогда не играла на публику, все время только для себя.
Примерно через год ее учитель объявил, что она уже знает все, чему он может ее научить, так что уроки прекратятся. Но оставались еще воскресные службы, всевозможные праздники, на которых она непременно играла. К тому же она почти все свое свободное время проводила в церкви, играя просто для собственного удовольствия.
Незаметно прошло еще четыре года, Стефания превратилась в молодую девушку, закончила школу. Но характер ее не изменился, она все так же избегала шумных компаний и предпочитала одиночество. Музыка и ее отец оставались для нее самым главным на свете. Пока не произошло одно событие...
Орган.
Он любил большие праздники, в такие дни всегда организовывали концерт. Девочка играла долго и с особым воодушевлением. Так было и в этот раз. После концерта, как всегда, к ней стали подходить люди, благодарить за прекрасную музыку, она кивала и улыбалась в ответ. В эти минуты он был горд за нее. Но наконец основная толпа схлынула, и в церкви осталось совсем мало людей, среди них священник Юстин и отец девочки. Вместе с ними стоял еще кто-то, незнакомый.
Все они подошли поздравить Девочку с чудесным концертом, и святой отец добавил:
- Познакомься, Стефани, это мой племянник Кристоф.
Она повернула голову на голос и поздоровалась.
- Он практически твой ровесник, только вчера вернулся из Франции. А сегодня непременно захотел прийти послушать твой концерт, я ему много про тебя рассказывал.
- Вы превосходно играете! - это сказал тот самый незнакомец, Кристоф.
От похвалы Девочка покраснела и засмущалась.
Разговор перешел на другую тему, говорили в основном взрослые, а Кристоф все время поглядывал на Девочку. Та все еще сидела на скамье перед инструментом и молчала.
Орган видел все это и чем дальше, тем больше ему не нравился Кристоф. То, что он говорил, и то, как Девочка реагировала на его слова. Орган чувствовал в ней и смятение, и удовольствие и никак не мог понять, чем это вызвано. Раньше такие эмоции в ней вызывала только музыка.
Но совершенным сюрпризом для него стало то, что, когда все собрались уходить, Кристоф предложил проводить ее до двери за руку и она согласилась!
"Она же знает это место как свои пять пальцев! Зачем ей поводырь? И если уж на то пошло, то почему не ее отец, как раньше?" - все эти мысли наперебой требовали ответа, а он никак не мог понять, в чем же дело.
Взрослые тоже заметили эту странность, но лишь пропустили Девочку и Кристофа вперед, а сами загадочно перемигнулись за их спинами.
Всю эту ночь Орган не находил себе места. Он уже так привык, что Девочка всегда была с ним, безраздельно, мыслями и эмоциями. Он не хотел даже думать о том, что в ее жизни может появиться кто-то еще, кто-то важнее его. От возмущения он издавал самые низкие и противные звуки. В который раз вспоминая подробности этого вечера, он надеялся, что ему все это показалось.
Наконец он смог убедить себя, что Девочка просто застеснялась в присутствии незнакомого человека. Немного успокоенный таким объяснением, он решил подождать до завтра, чтобы убедиться точно.
Утро выдалось ярким и солнечным. Лучи заглядывали в стрельчатые окна и окрашивались в разные цвета, проходя сквозь витражи. Но Органу, к сожалению, это чудесное начало нового дня не принесло облегчения. Девочка обычно приходила рано утром, когда еще никого не было в церкви. Вот и сегодня дверь еле приоткрылась, и появилась она. Но вслед за ней зашел и вчерашний незнакомец.
Возмущению Органа не было границ, это было уже чересчур! Он ужасно обиделся и твердо решил издавать сегодня под ее руками только самые ужасные звуки.
Тем временем Девочка подошла к своему привычному месту и села. Кристоф пристроился на одной из скамей и попросил сыграть что-нибудь. Она хотела было исполнить кое-что из вчерашнего концерта, но звуки, которые начал издавать инструмент, остановили ее после первого же такта.
- Что-то случилось? Ты не можешь играть? - обеспокоенно спросил Кристоф.
- Нет, дело не во мне, - проговорила Девочка, сама недоумевая, как такое могло произойти.
За все время, что она играла тут, такое случилось впервые.
- А что тогда? - поинтересовался он.
- Возможно, это сам орган, - неуверенно проговорила она, постепенно начиная понимать причину такого странного поведения инструмента.
- Орган? А что с ним? Расстроился?
- Еще как! - усмехнулась она. - Он ревнует.
- Он? Но как? Как такое может быть? - изумился Кристоф.
- Ну, это сложно объяснить, но если коротко, то Орган - живой. И он меня любит, - улыбнулась она.
Встав со скамьи, она уверенными шагами подошла к маленькой дверце, сняла с шеи цепочку с ключом и, открыв дверь, сказала:
- Подожди здесь немного, хорошо? Я скоро вернусь.
- Ты куда?
- Успокаивать его.
- Ты не заблудишься?
- Нет, я это место знаю лучше, чем свой дом, - и она зашла внутрь.
Орган и вправду немного успокоился, когда Девочка стала ходить между трубами, привычно гладить их руками. Она ничего не говорила, но этого и не требовалось. Ему было достаточно звуков ее дыхания, ее шагов, прикосновений ее рук, чтобы почувствовать, как она его любит, как он ей нужен. Он понял, что постепенно все равно простит ей, смирится с тем, что в ее жизни появился какой-то очень важный для нее человек. Он слишком любил ее, чтобы долго злиться.
Когда она вышла и снова попробовала что-то сыграть, он привычно слушался ее движений. Наверное, со стороны ее музыка сегодня ничем не отличалась от вчерашней, но Орган остро чувствовал разницу. Она была не тут, не с ним, ее мысли были о другом, скорее всего о том, кто сидел на скамье и слушал.
А через месяц началась война.
Девочка.
Все произошло очень неожиданно. Все молодые люди ушли на фронт, в том числе и Кристоф. Хорошо еще, что отец Стефании был уже слишком стар - ему было разрешено остаться. Но над ним и над ней самой нависла другая беда: прошел слух, что немецкие солдаты отыскивают и убивают всех евреев. Никто из местных жителей, конечно, не выдал бы их, но что делать, если немцы сами дойдут до Варшавы?
Когда Кристофа призвали, их дружба еще только-только начинала перерастать в нечто большее. Он был первым и единственным, кто обратил на нее внимание, кого не оттолкнул тот факт, что она слепая, но и он очень быстро исчез из ее жизни. Ей оставалось только надеяться, что он не забудет ее и вернется с войны живым, а ей самой удастся дождаться его. До тех же пор у нее оставался только отец и ее музыка. Как и прежде, казалось бы, но теперь все было совсем по-другому.
Каждый день люди приходили в церковь, чтобы помолиться за своих родных и друзей, которые ушли воевать. Стефания играла для них, молилась сама и пыталась своей музыкой хоть как-то поддержать прихожан. Но музыка, рассчитанная на мирное время, на большие веселые праздники, как ей казалось, не подходила к сложившейся в городе ситуации: каждый день, уходя из дома, люди прощались со своими родными, потому что велика была вероятность, что они уже не вернутся. Поняв, что в ее репертуаре нет ничего подходящего, она решила обратиться к своему старому учителю.
Отец Юстин тут же понял, что она имеет в виду, и пообещал ей порыться в старых нотах. На следующий день он принес с собой "Токкату и Фугу" ре минор Баха. Он сам играл ее когда-то давно, Стефания же только слышала о таком произведении. Священник заверил ее, что это именно то, что ей нужно, и она попросила сыграть ей хотя бы начало.
- А твой орган меня послушает? - с улыбкой спросил он.
- Я думаю, да, - серьезно ответила она. - На всякий случай я постою рядом.
То ли Органу самому нравилось это произведение, то ли успокаивающе подействовало присутствие Стефании, но он действительно позволил отцу Юстину сыграть несколько начальных фраз.
Такого сильного переживания она не испытывала уже давно. Мощные величественные звуки наполнили церковь до самых потаенных ее уголков. Это было сравнимо разве что с тем самым моментом, когда Стефания пять лет назад впервые в жизни услышала, как звучит орган. Грандиозный размах произведения был понятен с самого начала, она не могла даже предположить, что же будет в Фуге, где музыкальное напряжение обычно доходит до своего предела.
Простояв несколько секунд в оцепенении, она сказала отцу Юстину хриплым от волнения голосом:
- Наши уроки должны возобновиться. Я хочу выучить это!
И вновь начались их совместные занятия. Горожане, идущие мимо церкви, слышали доносящиеся оттуда грозные звуки органа. Приходившие помолиться часто заставали Стефанию на своем месте, разучивающую что-то новое под присмотром святого отца. Все понимали, что готовится что-то очень важное.
И вот наконец назначили дату концерта.
Девочка и Орган.
В тот день Стефания с самого утра была удивительно спокойна. Она приготовила завтрак себе и отцу, поела и так же спокойно убрала со стола. По какому-то негласному соглашению они не ничего не говорили в то утро. Оставив дом в идеальном порядке, они вместе вышли на улицу и пошли в церковь.
Войдя внутрь, она оставила свою неизменную палочку у двери и пошла к Органу. Ее отец уселся на скамью и с гордостью проводил свою дочку взглядом. Стефания специально пришла поранбше, чтобы у нее было время заглянуть в маленькую дверцу. Он ждал ее, она чувствовала это. Привычно шагая по узкому проходу, она легонько гладила огромные металлические трубы, невидимые во тьме. Но ей и не нужно было их видеть, достаточно было просто знать, что она - в самом сердце Органа. Переняв ее настроение, он понял, что сегодня что-то случится, она чего-то ждет. И боится и спокойна одновременно. Как будто она заранее к чему-то подготовилась. Но он-то не был готов! Он даже не подозревал, что ее ждет, и от этого начал волноваться. Но, видимо, затем она и пришла сюда, чтобы успокоить его перед выступлением.
В самом дальнем уголке этого лабиринта она остановилась. Он напряженно вслушивался, пытаясь понять, что с ней происходит. И вдруг услышал звук, который никогда не слышал прежде, - ее плач.
Вот тут он понял. Понял, к чему она себя подготовила, чего она так боится. Его Девочка пришла попрощаться.
Невыразимая буря эмоций - от ярости до отчаяния - сотрясла все его существо. Он не мог знать причину случившегося и поэтому недоумевал, почему это должно случиться именно сейчас. Да, он чувствовал в последнее время ее подавленное настроение, но он думал, это из-за того, что Кристоф куда-то пропал. Он не знал ни о войне, ни об опасности, грозящей ей. Как же ему хотелось в этот момент хоть как-то утешить ее, сказать ей что-нибудь! Но единственное, что он мог сделать, - это вложить все свои силы в этот концерт.
Через несколько минут она вышла, заперла дверцу и заняла свое место. Зрители ждали, затаив дыхание.
Концерт начался.
***
- И что же дальше? - с нетерпением спросила я.
- Во время концерта кто-то забежал в церковь и крикнул, что немцы на подходе, - отозвался старый священник. - Но никто не обратил внимания. Солдаты действительно пришли туда, но из уважения к великой музыке немецкого композитора дождались, пока отзвучит последний аккорд, прежде чем открыть огонь.
Мы помолчали некоторое время. Я сидела с красными распухшими глазами и уткнувшись в носовой платок. За окном давно стояла ночь.
- А что же Орган? - наконец спросила я.
- С тех пор церковь не ремонтировалась, туда даже никто не заходил. Орган, соответственно, не трогали. Да он бы и не дался никому... А еще, тихими безветренными ночами можно услышать, как он пытается выдуть какую-нибудь ноту. Я сам не раз слышал - очень страшно.
Мы опять немного помолчали. Отец Кристоф сидел в кресле, уставившись невидящим взглядом в какую-то точку на стене. Было видно, что и после стольких лет, ему все еще трудно рассказывать эту историю.
- И что же, завтра все это снесут? - опять спросила я.
- Снесут, - подтвердил он.
- И ничего нельзя поделать?
- Скорее всего, нет, - вздохнул он. - Да и надо ли? Ведь сколько лет старый Орган стоит там, оплакивает свою Девочку. Не лучше ли прекратить его мучения?
Подумав, я кивнула, и мы опять замолчали.
Минут через пять скрипнула дверь, и в гостиную заглянула хозяйка.
- Все никак не наговоритесь? - поинтересовалась она и, увидев мое заплаканное лицо, воскликнула:
- Кристоф, ты опять за свое? Зачем же так девочку расстраивать? Пойдем, детка, напою тебя чаем и покажу, где твоя комната. У тебя завтра трудный день.
И я ушла спать, оставив старика наедине со своими воспоминаниями.
Девочка и Орган.
Прошлым летом меня на месяц отправили в Польшу в школу по обмену. Семья, в которую меня определили, жила на самом окраине Варшавы, можно даже сказать в ее пригороде. В небольшом доме жили только двое - старый священник и его сестра. Они оказались очень добрыми и душевными людьми, приняли меня как родную. Сказали, что давно уже живут вдвоем, так как дети все выросли и разъехались кто куда. И поэтому очень обрадовались, когда к ним поселили студентку на месяц - все радость для стариков.
В первый же вечер после вкусного и плотного ужина, зайдя в гостиную, я увидела, как старый священник Кристоф молча стоял у окна и пристально куда-то смотрел. Я подошла, чтобы спросить, что он рассматривал, и вдруг заметила, что лицо старика было очень серьезным и даже печальным. В ответ на мой немой вопрос, он, не отводя взгляда от окна, спросил:
- Видишь эту старую заброшенную церковь напротив? Завтра утром сюда приедет команда рабочих и снесет ее. Городской совет решил поставить на ее месте новую.
- И что же?
- С этой церковью связана одна история… - проговорил он, как бы нехотя. - Даже не верится, что завтра тут останется лишь пустырь и груда камней.
Он немного помолчал, видимо собираясь с мыслями. Я молчала, ожидая продолжения.
- Когда я был еще мальчиком, мой отец был священником в этой церкви. Но это не главное...
***
Девочка.
То утро выдалось холодным и хмурым, первое по-настоящему осеннее утро в этом году. Дул сырой пронизывающий ветер, гонял над городом рыхлые тучи, а зелень деревьев выглядела как-то неуместно, как будто стеснялась своего летнего наряда. К дому священника подошла необычная парочка: пожилой мужчина, ведущий за руку маленькую девочку лет десяти. Глаза ее были закрыты, а в руках у нее была трость, которой она простукивала перед собой дорогу. Из-за этого они продвигались довольно медленно, но наконец подошли к двери, и мужчина постучал. Открыли почти сразу, несмотря на раннее утро. Женщина, впустившая их в дом, поежилась от ветра, посетовала на плохую погоду и спросила, по какому вопросу они пришли. Мужчина ответил, что пришел поговорить со священником. Тогда она провела их в гостиную и оставила наедине с хозяином дома.
- Доброе утро, господин Шиманский, - поздоровался посетитель.
- Здравствуйте, - ответил священник, вставая из-за стола, за которым он только что кончил завтракать. - С кем имею честь..?
- Меня зовут Микаэль Вальд. Мы с дочерью только недавно переехали сюда, поэтому вы нас еще не знаете.
- Хм, судя по вашему имени, вы не католической конфессии, так чем же я могу быть вам полезен?
- Я - нет, но моя жена была католичкой. И она воспитала нашу дочь в своей вере. Вчера Стефани попросила меня отвести ее на воскресную службу. Я, конечно же, не мог отказать. И со вчерашнего вечера она твердит только об одном: она хочет научиться играть на органе. Вы могли бы взять ее в ученицы?
- Вот как? Неожиданная просьба! - судя по его лицу, было понятно, что никто никогда раньше не просил его о таком. - Я должен подумать. Видите ли, орган - очень непростой инструмент, чтобы совладать с ним, надо обладать немалой силой и сноровкой, а ваша дочь еще совсем малышка. Сколько ей?
- Одиннадцать.
- Святой отец, - девочка, молчавшая до этого времени, вдруг обратилась к священнику с таким волнением в голосе, что тот удивился. - Вчера я слышала эту музыку в церкви, и с тех пор не могу думать ни о чем больше. Я поняла, что обязательно должна научиться играть так же. Пожалуйста, возьмите меня в ученицы!
Лицо девочки, обращенное к нему, выглядело как-то нелепо. Священнику казалось, что, несмотря на закрытые глаза, она все равно видит его. От этого ощущения ему сделалось не по себе.
- Но дело не только в твоем возрасте... Понимаешь... - он немного замялся, не решаясь сказать вслух о том, что ее слепота может послужить препятствием в обучении.
- Если вы о ее неспособности видеть, - вступился за девочку отец, - то не волнуйтесь, с этим не будет никаких проблем. Стефани с семи лет занимается на фортепиано, и ее учитель всегда говорил, что слепота только помогает ей тоньше слышать музыку. Она хорошо запоминает то, что ей играют, и таким образом выучила уже немалый репертуар.
- Но орган и фортепиано два совершенно разных инструмента...
- Пожалуйста, - попросила девочка, тихо, но очень настойчиво.
Священник немного помолчал, вздохнул и сказал:
- Хорошо. Я согласен. Вы уже определились со школой? Замечательно, тогда будешь приходить ко мне после школы по вторникам и пятницам. Это время вам подходит?
Девочка в ответ улыбнулась, ее отец поблагодарил священника. Взрослые еще некоторое время договаривались о плате за уроки, но девочка уже не слышала их. Она ушла в свои мысли, и с лица ее не сходила улыбка.
Орган.
Во вторник вместо одного пришли трое. Один - священник, которого он уже хорошо знал. Но вот двое других были ему незнакомы. Первый - высокий худой мужчина с седой головой и большими печальными глазами, прятавшимися за очками. Его ботинки скрипели, а немного шаркающая походка и громкое сопение создавали слишком много щума. А вторая оказалась маленькой девочкой с какой-то непонятной палкой в руках. Глаза девочки почему-то все время были закрыты, а своей палкой она непрестанно стучала по полу. Это его раздражало.
Троица разделилась: седой мужчина сел на одну из скамеек, а священник подвел девочку прямо к Органу.
- Ну вот, - послышался голос отца Юстина, - садись сюда. Палочку свою можешь положить под сиденье, чтобы потом не искать.
Девочка села на скамью перед клавиатурой. Глаз она так и не открыла.
- Теперь клавиатура прямо перед тобой, можешь попробовать что-нибудь сыграть. Я пока сам все подключил, на первый раз.
И тут произошло что-то, чего Орган никак не предполагал: девочка протянула руку и нажала одну из его клавиш. Казалось бы, что здесь такого? Ведь на нем чуть ли не каждый день играют. Но нет, тут было совсем другое. До сих пор он знал только взрослые, мужские руки, а здесь... Робкое, неуверенное прикосновение ребенка, маленькой девочки. От неожиданности и переполнивших его чувств вместо обычного звука он издал какой-то невнятный хрип. Этот звук испугал ее, и она отдернула руку. Все еще не придя в себя от этого первого прикосновения, он уже пожалел, что она убрала палец.
- Он у нас немного капризный, - опять донесся голос священника. - Сколько раз уже вызывали мастера, чтобы выяснил, в чем причина, - ничего не помогает! Каждый раз может выкинуть что-нибудь новое. Но ты не бойся, - сказал он, обращаясь к девочке, - когда ты более или менее научишься играть, может, тебе удастся подружиться с ним. Помнишь что-нибудь из своих фортепианных пьес? Можешь попробовать сыграть. Но предупреждаю, звучать все будет совсем по-другому.
Орган затаил дыхание: вот, сейчас она положит обе руки на клавиатуру и заиграет!
Она исполнила какой-то простенький менуэт. Руки и плечи ее были напряжены, она боялась ошибиться в присутствии своего нового учителя. Но Орган наслаждался этими легкими касаниями, он почувствовал сквозь них, как много для нее значит музыка, которую она исполняет. И как важно для нее то, что она играет именно на органе. За те несколько минут, что она играла, он не сделал ни одной ошибки.
Она закончила играть. Он перевел дыхание.
- Неплохо, - сказал отец Юстин. - Надо же! Ни одной неверной ноты - похоже, ты понравилась нашему органу, - усмехнулся он.
Все остальное время учитель рассказывал ей про разные регистры, показывал ножную клавиатуру. Выяснилось, что сидение слишком высоко для девочки, она не достает ногами до полу и не может нажимать педали. Священник подозвал ее отца и указал ему на проблему. Тот пообещал найти специально для нее скамью пониже и принести ее уже на следующее занятие.
Орган же все это время следил за ее пальцами, послушно переключался на всевозможные регистры, отзывался на малейшие ее прикосновения. Он старался выдавать самые чистые и певучие звуки, чтобы не испугать ее снова. Святой отец только дивился: он и не подозревал, что у этого органа может быть такой звук.
А девочке было ужасно жаль, что она не может посмотреть на этот огромный и могучий инструмент, который издавал такие волшебные звуки. Конечно, учитель описал ей все как мог словами, но этого было мало. И, зная, что ей никогда не дано увидеть это, она хотела хотя бы потрогать, как "видят" слепые.
Все время пока проходил урок, Орган вглядывался в лицо девочки. Оно всегда оставалось очень серьезным и сосредоточенным, она внимала каждому слову учителя. И ни разу не открыла глаза.
"Да ведь она слепая!" - вдруг понял он.
Орган, для которого главным чувством всегда оставался слух, который все "видел" звуками, не смог бы понять, что значит для человека потерять зрение. Но он попытался: он представил, что он оглох.
Тот ужас, который охватил его при этой мысли, ввел его в оцепенение. Несколько секунд он пребывал в таком смятении, что даже забыл о девочке, которая тщетно пыталась выжать из клавиш какие-нибудь звуки. Когда он пришел в себя, то погнал эту мысль прочь, как страшную болезнь. Первый шок прошел, он снова зазвучал, но теперь, глядя на закрытые глаза девочки, он не мог отделаться от непонятного чувства вины. И когда урок закончился и девочка потянулась за своей палкой, он вспомнил, как его раздражал этот звук вначале. И устыдился еще больше.
Девочка и ее отец ушли, сказав, что снова придут в пятницу. Орган вздохнул: до пятницы оставалось еще два дня. Отец Юстин больше не играл на нем сегодня, и он был предоставлен сам себе. До глубокой ночи он вызывал в памяти те события, что произошли с ним сегодня, и переживал их снова и снова. Постукивание палочки по мраморному полу, шумное сопение старого отца, удивленный голос священника. Но чаще всего он вспоминал легкое прикосновение детских рук к клавишам. Он был настолько увлечен новыми ощущениями, что даже не мог вспомнить, какую музыку она играла, - такое было с ним впервые.
Пятницы он еле дождался, боялся, что она не придет. А когда в дверях церкви наконец показалась ее фигурка, он не поверил своему счастью. И вновь, как и на первом уроке, он получал непередаваемое удовольствие от ее игры, от ее музыки. И так же, как в прошлый раз, глядя на ее закрытые глаза, он чувствовал себя виноватым. Он не понимал почему, но не мог отделаться от этого чувства. А потом пришла жалость. Он, конечно, не знал, что это называется именно так, но делал все, что было в его силах, чтобы ей приятно было играть. Он издавал самые мягкие и благородные звуки, на которые был способен.
Ее отец принес для нее специальный стул, на котором она теперь сидела. Перебирая своими ножками нижние педали, она долго прислушивалась к каждому звуку, как бы запоминая, как он звучит, его окраску.
Отец Юстин по-прежнему не мог понять, как удается этой маленькой девочке, впервые притронувшейся к органу, издавать такие божественные звуки, которые ему самому далеко не всегда удается извлечь. По его мнению, на то была воля Божья.
- Ваша дочь создана для этого инструмента! - восхищенно сказал он отцу в конце второго занятия.
С тех пор Орган с нетерпением ждал вторников и пятниц. Он стал очень неохотно играть на службах, когда исполнителем был сам отец Юстин, - хрипел, путал ноты, в общем, сопротивлялся как мог. Но когда приходила она, он был само послушание. А по вечерам, после ее уроков, он еще долго приходил в себя, его мысли совершенно неуправляемо метались по трубам. Все его огромное тело было в восторге от этой маленькой девочки. Когда одно какое-нибудь особенно яркое воспоминание пролетало вверх по трубе, ему даже удавалось извлечь звук. Никогда раньше он не думал, что такое вообще возможно!
Орган был влюблен, хотя и не сознавал этого, он и слова-то этого не знал. Просто он никому больше не позволял на нем играть. Время до каждого следующего занятия для него тянулось невероятно долго. А когда вдруг она заболела и не приходила целых две недели, священнику пришлось проводить службы без сопровождения: Орган окончательно вышел из строя.
Будучи церковным органом, он уже давно выучил наизусть все возможные хоралы, которые люди пели под его аккомпанемент. Все они были обращены к Богу и содержали много слов о любви. Люди благодарили Господа за то, что он для них сделал. Орган не мог знать, кто такой этот Бог, которого они так восхваляют. Но он понимал, что это должен быть кто-то очень хороший, раз столько людей благодарны ему. Когда появилась Девочка, Органу показалось, что он понял, о чем поется в этих хоралах. То чувство, которое он испытывал к ней, было очень похоже на то, с которым люди восхваляли Господа. Он не знал никакой другой любви, кроме этой. Девочка стала для него предметом обожания, стала его богом.
Но, что самое главное, он чувствовал, что она тоже любит его. Она всегда была с ним откровенна, как ни с кем другим. Орган всегда без труда улавливал ее настроение по малейшим деталям ее игры. Она могла так печально играть веселую пьесу, что он тут же подстраивался под нее и играл мягче, так, как хотелось ей. Между ними возникло особенное взаимопонимание, они были двумя половинками одного целого.
Девочка.
Стефании Вальд было одиннадцать лет, она была слепа от рождения. Мать ее умерла рано, успев привить девочке любовь к Богу и к музыке. Еще от матери ей достались красивые черты лица и чудесные каштановые кудри. Но люди частенько этого не замечали - все обращали внимание только на закрытые глаза и палку в ее руках.
Переехав в Варшаву, отец устроил ее в местную школу. Там к новенькой отнеслись на удивление спокойно. Одноклассники, конечно, несколько избегали ее, но учителя всегда стремились помочь. Они даже согласились давать ей все задания в устной форме, так как писать она не могла. Отец всегда сам приводил ее в школу, а добираться домой ей часто помогал кто-нибудь из учителей, потому что отец работал допоздна. Стефании нравилось учиться, но не нравилась школа. Она понимала, что не такая, как все, что она выделяется. И поэтому всегда больше любила оставаться одна, чем в толпе шумных учеников.
Это была еще одна причина, почему ей так хотелось научиться играть на органе. Здесь весь класс состоял из нее одной, ее ни с кем не сравнивали. Святой отец не мог нарадоваться на свою юную ученицу, она схватывала все на лету. Из-за слепоты у нее была превосходно развита координация - она удивительно быстро разобралась со всеми рычажками, с тремя мануалами и ножной клавиатурой. Через три месяца она уже свободно владела всеми этими техническими тонкостями, и занятия перешли на новый уровень. Теперь в начале урока Отец Юстин играл ей какое-нибудь произведение, а она постепенно его заучивала. Как и сказал ее отец, музыку она запоминала быстро, а тонкий слух и врожденная музыкальность позволяли ей по-своему интерпретировать выученный репертуар.
Стефания частенько приходила в церковь помимо своих индивидуальных уроков, после школьных занятий. Ей нравилась особенная тишина, царившая в этом здании, нравился запах зажженных свечей, нравилось эхо, которое подхватывало даже самые тихие шорохи и уносило их вверх под высокие своды.
Каждый ее приход начинался с молитвы. Она садилась на краешек скамьи и на несколько секунд замирала, сложив руки. Когда она была совсем маленькой, она молила Бога послать ей зрение, но безуспешно. В конце концов она прекратила попытки и с тех пор просила только о здоровье отца и о своем собственном.
После этой коротенькой молитвы она оставляла свою палку на сиденье, а сама отправлялась исследовать церковь. В это время внутри было обычно всего несколько человек, так что никто не замечал ее экспериментов. Она хотела узнать это место как можно лучше, хотела уметь ориентироваться тут без своей палочки, хотела чувствовать себя здесь как дома. Постепенно она исследовала все уголки и ниши, запомнила все ступеньки и колонны, знала, сколько рядов скамей располагается по каждую сторону от главного прохода. А эхо, разлетавшееся от ее осторожных шагов, говорило ей о том, насколько высоко находится потолок.
Как-то на одном из занятий она попросила священника поподробнее рассказать ей об устройстве органа. И он показал ей одну неприметную маленькую дверь, ведущую, как оказалось, внутрь инструмента. Пространство внутри оказалось заполнено металлическими трубами всех размеров, которые оставляли узкую дорожку, ведущую вглубь, где их ждали еще трубы. Воздух внутри был прохладнее, чем в церкви, и очень пыльным.
- Здесь уже давно не убирали, - пояснил отец Юстин. - Надо будет прислать сюда кого-нибудь с тряпкой.
- А можно я тут приберу? - неожиданно даже для себя вдруг спросила Стефания.
- А тебе не страшно? Тут так темно и все эти трубы...
- Что мне темнота? - усмехнулась девочка.
- Ах, да. Извини, - смутился он. - Но ты можешь заблудиться, тут целый лабиринт.
- А вы меня сейчас проведите по всем переходам, я быстро все запоминаю.
И он повел ее по этому необычному лабиринту. Иногда она протягивала руку в сторону, чтобы пощупать гладкую поверхность труб. Именно об этом она мечтала на первом своем занятии - почувствовать, потрогать орган. Она не могла видеть его, но смогла проникнуть в самую его суть.
Выйдя наружу, священник пообещал, что к следующему занятию сделает ей дубликат ключа от этой двери, чтобы она могла сама туда заходить. Остаток занятия для Стефании прошел под впечатлением от новых переживаний. Пока она играла, она представляла себе переплетение труб где-то там, в глубине...
Вскоре после этого урока она досконально изучила то, что скрывалось за маленькой дверцей. Она исследовала там все так же, как до этого в церкви. Ей нравилось думать, что это ее тайна, ведь никто не знал Oрган так хорошо, как она. А еще она чувствовала, что Oрган каким-то образом знает о ее существовании и ему тоже нравится, когда она ходит там в темноте, между труб.
Но сильнее всего единение с Органом она чувствовала во время игры. В эти моменты они сливались в одно целое - девочка, Орган и музыка. Будь то серьезные фуги Баха или легкие, незатейливые пьесы Генделя. Она с головой уходила в музыку, отдавалась ей вся без остатка, и Орган это чувствовал. Он был благодарен ей за это.
Время шло, постепенно все привыкли к слепой девочке. Многие знали, что она играет в церкви на органе и приходили послушать ее. Они восхищались ее игрой, а она даже не замечала их присутствия. Во время игры она всегда оставалась наедине с инструментом и Богом. Она никогда не играла на публику, все время только для себя.
Примерно через год ее учитель объявил, что она уже знает все, чему он может ее научить, так что уроки прекратятся. Но оставались еще воскресные службы, всевозможные праздники, на которых она непременно играла. К тому же она почти все свое свободное время проводила в церкви, играя просто для собственного удовольствия.
Незаметно прошло еще четыре года, Стефания превратилась в молодую девушку, закончила школу. Но характер ее не изменился, она все так же избегала шумных компаний и предпочитала одиночество. Музыка и ее отец оставались для нее самым главным на свете. Пока не произошло одно событие...
Орган.
Он любил большие праздники, в такие дни всегда организовывали концерт. Девочка играла долго и с особым воодушевлением. Так было и в этот раз. После концерта, как всегда, к ней стали подходить люди, благодарить за прекрасную музыку, она кивала и улыбалась в ответ. В эти минуты он был горд за нее. Но наконец основная толпа схлынула, и в церкви осталось совсем мало людей, среди них священник Юстин и отец девочки. Вместе с ними стоял еще кто-то, незнакомый.
Все они подошли поздравить Девочку с чудесным концертом, и святой отец добавил:
- Познакомься, Стефани, это мой племянник Кристоф.
Она повернула голову на голос и поздоровалась.
- Он практически твой ровесник, только вчера вернулся из Франции. А сегодня непременно захотел прийти послушать твой концерт, я ему много про тебя рассказывал.
- Вы превосходно играете! - это сказал тот самый незнакомец, Кристоф.
От похвалы Девочка покраснела и засмущалась.
Разговор перешел на другую тему, говорили в основном взрослые, а Кристоф все время поглядывал на Девочку. Та все еще сидела на скамье перед инструментом и молчала.
Орган видел все это и чем дальше, тем больше ему не нравился Кристоф. То, что он говорил, и то, как Девочка реагировала на его слова. Орган чувствовал в ней и смятение, и удовольствие и никак не мог понять, чем это вызвано. Раньше такие эмоции в ней вызывала только музыка.
Но совершенным сюрпризом для него стало то, что, когда все собрались уходить, Кристоф предложил проводить ее до двери за руку и она согласилась!
"Она же знает это место как свои пять пальцев! Зачем ей поводырь? И если уж на то пошло, то почему не ее отец, как раньше?" - все эти мысли наперебой требовали ответа, а он никак не мог понять, в чем же дело.
Взрослые тоже заметили эту странность, но лишь пропустили Девочку и Кристофа вперед, а сами загадочно перемигнулись за их спинами.
Всю эту ночь Орган не находил себе места. Он уже так привык, что Девочка всегда была с ним, безраздельно, мыслями и эмоциями. Он не хотел даже думать о том, что в ее жизни может появиться кто-то еще, кто-то важнее его. От возмущения он издавал самые низкие и противные звуки. В который раз вспоминая подробности этого вечера, он надеялся, что ему все это показалось.
Наконец он смог убедить себя, что Девочка просто застеснялась в присутствии незнакомого человека. Немного успокоенный таким объяснением, он решил подождать до завтра, чтобы убедиться точно.
Утро выдалось ярким и солнечным. Лучи заглядывали в стрельчатые окна и окрашивались в разные цвета, проходя сквозь витражи. Но Органу, к сожалению, это чудесное начало нового дня не принесло облегчения. Девочка обычно приходила рано утром, когда еще никого не было в церкви. Вот и сегодня дверь еле приоткрылась, и появилась она. Но вслед за ней зашел и вчерашний незнакомец.
Возмущению Органа не было границ, это было уже чересчур! Он ужасно обиделся и твердо решил издавать сегодня под ее руками только самые ужасные звуки.
Тем временем Девочка подошла к своему привычному месту и села. Кристоф пристроился на одной из скамей и попросил сыграть что-нибудь. Она хотела было исполнить кое-что из вчерашнего концерта, но звуки, которые начал издавать инструмент, остановили ее после первого же такта.
- Что-то случилось? Ты не можешь играть? - обеспокоенно спросил Кристоф.
- Нет, дело не во мне, - проговорила Девочка, сама недоумевая, как такое могло произойти.
За все время, что она играла тут, такое случилось впервые.
- А что тогда? - поинтересовался он.
- Возможно, это сам орган, - неуверенно проговорила она, постепенно начиная понимать причину такого странного поведения инструмента.
- Орган? А что с ним? Расстроился?
- Еще как! - усмехнулась она. - Он ревнует.
- Он? Но как? Как такое может быть? - изумился Кристоф.
- Ну, это сложно объяснить, но если коротко, то Орган - живой. И он меня любит, - улыбнулась она.
Встав со скамьи, она уверенными шагами подошла к маленькой дверце, сняла с шеи цепочку с ключом и, открыв дверь, сказала:
- Подожди здесь немного, хорошо? Я скоро вернусь.
- Ты куда?
- Успокаивать его.
- Ты не заблудишься?
- Нет, я это место знаю лучше, чем свой дом, - и она зашла внутрь.
Орган и вправду немного успокоился, когда Девочка стала ходить между трубами, привычно гладить их руками. Она ничего не говорила, но этого и не требовалось. Ему было достаточно звуков ее дыхания, ее шагов, прикосновений ее рук, чтобы почувствовать, как она его любит, как он ей нужен. Он понял, что постепенно все равно простит ей, смирится с тем, что в ее жизни появился какой-то очень важный для нее человек. Он слишком любил ее, чтобы долго злиться.
Когда она вышла и снова попробовала что-то сыграть, он привычно слушался ее движений. Наверное, со стороны ее музыка сегодня ничем не отличалась от вчерашней, но Орган остро чувствовал разницу. Она была не тут, не с ним, ее мысли были о другом, скорее всего о том, кто сидел на скамье и слушал.
А через месяц началась война.
Девочка.
Все произошло очень неожиданно. Все молодые люди ушли на фронт, в том числе и Кристоф. Хорошо еще, что отец Стефании был уже слишком стар - ему было разрешено остаться. Но над ним и над ней самой нависла другая беда: прошел слух, что немецкие солдаты отыскивают и убивают всех евреев. Никто из местных жителей, конечно, не выдал бы их, но что делать, если немцы сами дойдут до Варшавы?
Когда Кристофа призвали, их дружба еще только-только начинала перерастать в нечто большее. Он был первым и единственным, кто обратил на нее внимание, кого не оттолкнул тот факт, что она слепая, но и он очень быстро исчез из ее жизни. Ей оставалось только надеяться, что он не забудет ее и вернется с войны живым, а ей самой удастся дождаться его. До тех же пор у нее оставался только отец и ее музыка. Как и прежде, казалось бы, но теперь все было совсем по-другому.
Каждый день люди приходили в церковь, чтобы помолиться за своих родных и друзей, которые ушли воевать. Стефания играла для них, молилась сама и пыталась своей музыкой хоть как-то поддержать прихожан. Но музыка, рассчитанная на мирное время, на большие веселые праздники, как ей казалось, не подходила к сложившейся в городе ситуации: каждый день, уходя из дома, люди прощались со своими родными, потому что велика была вероятность, что они уже не вернутся. Поняв, что в ее репертуаре нет ничего подходящего, она решила обратиться к своему старому учителю.
Отец Юстин тут же понял, что она имеет в виду, и пообещал ей порыться в старых нотах. На следующий день он принес с собой "Токкату и Фугу" ре минор Баха. Он сам играл ее когда-то давно, Стефания же только слышала о таком произведении. Священник заверил ее, что это именно то, что ей нужно, и она попросила сыграть ей хотя бы начало.
- А твой орган меня послушает? - с улыбкой спросил он.
- Я думаю, да, - серьезно ответила она. - На всякий случай я постою рядом.
То ли Органу самому нравилось это произведение, то ли успокаивающе подействовало присутствие Стефании, но он действительно позволил отцу Юстину сыграть несколько начальных фраз.
Такого сильного переживания она не испытывала уже давно. Мощные величественные звуки наполнили церковь до самых потаенных ее уголков. Это было сравнимо разве что с тем самым моментом, когда Стефания пять лет назад впервые в жизни услышала, как звучит орган. Грандиозный размах произведения был понятен с самого начала, она не могла даже предположить, что же будет в Фуге, где музыкальное напряжение обычно доходит до своего предела.
Простояв несколько секунд в оцепенении, она сказала отцу Юстину хриплым от волнения голосом:
- Наши уроки должны возобновиться. Я хочу выучить это!
И вновь начались их совместные занятия. Горожане, идущие мимо церкви, слышали доносящиеся оттуда грозные звуки органа. Приходившие помолиться часто заставали Стефанию на своем месте, разучивающую что-то новое под присмотром святого отца. Все понимали, что готовится что-то очень важное.
И вот наконец назначили дату концерта.
Девочка и Орган.
В тот день Стефания с самого утра была удивительно спокойна. Она приготовила завтрак себе и отцу, поела и так же спокойно убрала со стола. По какому-то негласному соглашению они не ничего не говорили в то утро. Оставив дом в идеальном порядке, они вместе вышли на улицу и пошли в церковь.
Войдя внутрь, она оставила свою неизменную палочку у двери и пошла к Органу. Ее отец уселся на скамью и с гордостью проводил свою дочку взглядом. Стефания специально пришла поранбше, чтобы у нее было время заглянуть в маленькую дверцу. Он ждал ее, она чувствовала это. Привычно шагая по узкому проходу, она легонько гладила огромные металлические трубы, невидимые во тьме. Но ей и не нужно было их видеть, достаточно было просто знать, что она - в самом сердце Органа. Переняв ее настроение, он понял, что сегодня что-то случится, она чего-то ждет. И боится и спокойна одновременно. Как будто она заранее к чему-то подготовилась. Но он-то не был готов! Он даже не подозревал, что ее ждет, и от этого начал волноваться. Но, видимо, затем она и пришла сюда, чтобы успокоить его перед выступлением.
В самом дальнем уголке этого лабиринта она остановилась. Он напряженно вслушивался, пытаясь понять, что с ней происходит. И вдруг услышал звук, который никогда не слышал прежде, - ее плач.
Вот тут он понял. Понял, к чему она себя подготовила, чего она так боится. Его Девочка пришла попрощаться.
Невыразимая буря эмоций - от ярости до отчаяния - сотрясла все его существо. Он не мог знать причину случившегося и поэтому недоумевал, почему это должно случиться именно сейчас. Да, он чувствовал в последнее время ее подавленное настроение, но он думал, это из-за того, что Кристоф куда-то пропал. Он не знал ни о войне, ни об опасности, грозящей ей. Как же ему хотелось в этот момент хоть как-то утешить ее, сказать ей что-нибудь! Но единственное, что он мог сделать, - это вложить все свои силы в этот концерт.
Через несколько минут она вышла, заперла дверцу и заняла свое место. Зрители ждали, затаив дыхание.
Концерт начался.
***
- И что же дальше? - с нетерпением спросила я.
- Во время концерта кто-то забежал в церковь и крикнул, что немцы на подходе, - отозвался старый священник. - Но никто не обратил внимания. Солдаты действительно пришли туда, но из уважения к великой музыке немецкого композитора дождались, пока отзвучит последний аккорд, прежде чем открыть огонь.
Мы помолчали некоторое время. Я сидела с красными распухшими глазами и уткнувшись в носовой платок. За окном давно стояла ночь.
- А что же Орган? - наконец спросила я.
- С тех пор церковь не ремонтировалась, туда даже никто не заходил. Орган, соответственно, не трогали. Да он бы и не дался никому... А еще, тихими безветренными ночами можно услышать, как он пытается выдуть какую-нибудь ноту. Я сам не раз слышал - очень страшно.
Мы опять немного помолчали. Отец Кристоф сидел в кресле, уставившись невидящим взглядом в какую-то точку на стене. Было видно, что и после стольких лет, ему все еще трудно рассказывать эту историю.
- И что же, завтра все это снесут? - опять спросила я.
- Снесут, - подтвердил он.
- И ничего нельзя поделать?
- Скорее всего, нет, - вздохнул он. - Да и надо ли? Ведь сколько лет старый Орган стоит там, оплакивает свою Девочку. Не лучше ли прекратить его мучения?
Подумав, я кивнула, и мы опять замолчали.
Минут через пять скрипнула дверь, и в гостиную заглянула хозяйка.
- Все никак не наговоритесь? - поинтересовалась она и, увидев мое заплаканное лицо, воскликнула:
- Кристоф, ты опять за свое? Зачем же так девочку расстраивать? Пойдем, детка, напою тебя чаем и покажу, где твоя комната. У тебя завтра трудный день.
И я ушла спать, оставив старика наедине со своими воспоминаниями.
@темы: другое